В рамках кодов европейской художественной литературы эти интерпретации имперского проекта являются реалистичным напоминанием о том, что никому не дано по-настоящему скрыться от мира в своей собственной частной версии реальности. Обратный ход к Дон-Кихоту тут совершенно очевиден, как очевидна и связь с институциональными аспектами самой романной формы, где сбившийся с пути индивид обычно подвергается дисциплинарному воздействию в интересах корпоративной идентичности. У Конрада в очевидно колониальной обстановке причиной разрушения являются европейцы, и они включены внутрь нарративной структуры, которая ретроспективно вновь подчинена испытующему взгляду европейца. Это отчетливо видно в обоих произведениях: более раннем «Лорде Джиме» и более поздней «Победе»: в то время, как идеалистичный и одинокий белый человек (Джим, Хейст) живет жизнью донкихотовского уединения, в его пространство вторгаются эманации Мефистофеля, авантюристы, чьи последующие злодеяния ретроспективно исследует белый человек-нарратор.
«Сердце тьмы» — еще один пример такого рода. Аудитория Марлоу — англичане, и сам Марлоу проникает в частные владения Куртца в качестве носителя пытливого западного ума, стремящегося отыскать смысл в апокалипсическом откровении. Большинство исследователей сразу же отмечают скепсис Конрада по поводу колониального предприятия, но они редко замечают, что, повествуя о своем африканском путешествии, Марлоу повторяет и подтверждает действия Куртца: через историзацию и включение ее эксцентричности в свой нарратив он возвращает Африку под гегемонию европейцев. Дикари, первозданная среда, даже глупость стрельбы из пушек по просторам континента, — все это лишь еще раз подчеркивает потребность Марлоу разместить колонии на имперской карте и окутать темпоральностью поддающейся наррации истории, вне зависимости от того, насколько сложны или спорны результаты.
Историческим прототипом Марлоу, если брать только выдающиеся образцы, можно считать сэра Генри Мэна и сэра Родерика Мёрчисона, людей, известных своей обширной культурной и научной работой — работой, которую можно понять лишь в имперском контексте. Великий труд Мэна «Древнее право» ( 1861 )>76 исследует структуру права в примитивном патриархальном обществе, которое утверждает привилегию за определенным «статусом» и не может стать современным до тех пор, пока не сформировалась «контрактная» основа. Мэн поразительным образом предвосхищает Фуко в «Надзирать и наказывать» в его понимании истории перехода Европы от «суверенитета» к административному надзору. Разница состоит в том, что для Мэна империя стала своего рода лабораторией по доказательству его теории (Фуко считает использование в европейских исправительных заведениях бентамовского Паноптикума доказательством своей теории): будучи назначенным в вице-королевский Совет в Индии в качестве официального его члена, Мэн рассматривал свое пребывание на