Грамши также понимает, что за то продолжительное время, пока, подобно кораллам, нарастают слои культуры, возникает также необходимость «прорыва органического типа». Гобетти и представляет нам такой прорыв, трещину, которая отрывается в структурах культуры, столь длительное время поддерживавших и консервировавших в истории Италии различия севера—юга. Грамши относится к Гобетти как к личности с очевидной теплотой, уважением и сердечностью, но его политическое и социальное значение для анализа Грамши южного вопроса (и это соответствует тому, что незавершенное эссе внезапно обрывается данным размышлением о Гобетти) состоит в акцентировании потребности социальной формации развиваться и совершенствоваться, в преодолении разрыва, установленного его работой, убежденностью в том, что интеллектуаль-
*Gramsci Antonio. Some Aspects of the Southern Question // Selections from Political Writings, 1921—1926, trans. and ed. Quintin Hoare. London: Lawrence & Wish-art, 1978. P. 461. He совсем привычное применение теории Грамши по поводу юга см.: Brennan Timothy. Literary Criticism and the Southern Question // Cultural Critique N 11 (Winter 1988—1989). P. 89—114.
ные усилия сами по себе способны установить связи между, по-видимости, несопоставимыми и самостоятельными сферами человеческой истории.
То, что можно было бы назвать фактором Гобет-ти, действует как связующая нить, которая выражает и представляет взаимоотношения между развитием компаративной литературы и становлением имперской географии, причем делает это динамично и органично. Просто сказать об обоих дискурсах, что они империалистичны, означает сказать слишком мало. Кроме всего прочего непонятным остается и то, почему мы можем артикулировать их вместе как целое, как нечто большее, нежели простое совпадение, стечение обстоятельств или механическая связь. Для этого мы должны взглянуть на доминирование не-европейского мира с точки зрения противостоящей ему, растущей и бросающей вызов альтернативы.
Без существенных исключений все универсализирующие дискурсы в современной Европе и Соединенных Штатах строятся на замалчивании — сознательном или нет — не-европейского мира. Есть включение, есть присоединение, есть прямое управление, есть принуждение. Однако пусть хоть изредка появляется и признание того, что колонизированные народы тоже должны быть услышаны.
Можно утверждать, что продолжающееся производство и интерпретация самой западной культуры также исходило в XX веке из этой предпосылки, даже несмотря на рост политического сопротивления мощи Запада в «периферийном» мире. Именно поэтому теперь можно заново истолковать культурный архив Запада с точки зрения его географической фрагментации активным имперским делением, причем понять и истолковать его существенно иначе. Во-первых, историю таких областей, как компаративная литература, английская литература, культурология, антропология, можно рассматривать теперь в их связи с империей. До некоторой степени можно даже утверждать, что они вносят свой вклад в методы поддержания власти Запада над не-запад-ными туземцами, в особенности если учесть спати-альное (пространственное) мышление, представленное «южным вопросом» Грамши. Во-вторых, перемена интерпретационной перспективы позволяет нам оспорить суверенный и незыблемый авторитет якобы абсолютно незаинтересованного западного наблюдателя.