— Еще, еще, еще, — горячо шептала девчонка, выше поднимая колени, делая свое тело максимально раскрытым и доступным. Она была так мокра, что ее сок тек с каждым толчком. Она скулила, выпрашивая ласки, ее живот дрожал от напряжения, и Глеб уже чувствовал, как она знакомо замирает, изготавливаясь кончить — и зареветь, разрыдаться от удовольствия, облегчения и собственной беззащитности в руках незнакомца, заставляющего ее переживать эти острые ощущения раз за разом, через не могу.
И это тоже заводило, сносило крышу, и Глеб стонал, стонал в голос, уже не стесняясь, сходя с ума от наслаждения, слыша, как женщина умоляет его ласкать ее еще и еще, как она подставляет свое тело ему, как она жаждет его, как ее ноготки жадно цапают его задницу, и как она начинает биться под ним, выгибаясь в оргазме, млея от его нежности и замолкая, переводя дух после бешенной страсти, выжавшей до дна обоих.
Вадим позвонил с утра и сказал, что задержится.
— Буду после обеда, — буркнул он.
Глеб, покачиваясь в кресле, хохотнул, слушая хрипловатый голос зама.
— Что, головушка болит после вчерашнего? — язвительно спросил он, и Вадим неожиданно рассердился.
— Какая головушка, — рыкнул он. — Встреча с инвестором. Забыл?
Глеб присвистнул и прекратил раскачиваться.
— Забыл, — потрясенно произнес он. — Прикинь?!
Такого с ним не случалось никогда, Глеб не мог и припомнить, чтобы что-то ускользнуло от его внимания. Обычно бизнес занимал все его внимание, Глебу просто нравилось держать в памяти все детали, контролировать весь процесс от и до, знать, что все идет ровно так, как Глеб и планировал. А сегодня все мысли о работе просто вылетели из головы…
В памяти все еще вертелись соблазнительные воспоминания, тело еще помнило объятья и трепет женщины, и поцелуи — прощальные, с последними, самыми вкрадчивыми, самыми нежными проникновениями, уже не обязательными, но такими необходимыми.
Они целовались долго, страстно, а потом — нежно, осторожно, и это было отдельным актом любви, отдельной, самостоятельной и интимной лаской, таинством, которое Глеб не делил давно ни с кем из своих подруг и любовниц. Секс внезапно обрел свою былую прелесть и смысл, и наслаждение было во всем — в ладонях, ощущающих теплую округлость девичьих грудей, в упругости кожи на ее бедрах, и в почти медитативном отключении сознания, в абсолютной нирване, когда весь мир заключен в движении, которое превращается в удовольствие, и нет ни единого звука в мире, кроме обжигающего дыхания.
И девчонка хотела его; очень хотела! И именно его, распробовав его ласки. Она постанывала, обвивая его горячими руками, она не хотела отпускать его, снова и снова привлекала е себе, прижималась горячей грудью, животом, тянулась к его губам с такой жадность, что отказать было невозможно. И он хмелел, упиваясь ее жаждой, и снова целовал ее губы, стискивал ее, горячими губами вдыхал жар ее влажной кожи…