Истинная, самая настоящая, запрятанная в самой глубине её души причина состояла в том, что Гвеннет ещё ребёнком придумала себе другую семью. После того самого случая, когда единственный отец, которого она знала, едва её не убил.
Тогда, подслушав очередную родительскую ссору, Гвен попыталась представить, каким мог быть её настоящий отец. Наверняка не таким, как кто-то из местных — не зря ведь её всегда упрекали за непохожесть. Значит, это был кто-то из проезжих — конечно, какой-нибудь господин, потому что простые люди не путешествуют.
Гвен представляла, что однажды он узнает о дочери, и захочет с ней познакомиться, а может, и забрать с собой. И что он увидит, приехав специально ради неё в их забытую и людьми, и богами деревушку? Глупое боязливое создание? Нет, она не может так разочаровать отца!
Поэтому она всегда старалась быть лучше самой себя. Узнавать всё, что только можно, держаться достойно и смело. Со временем её мечты обросли подробностями. Вечерами, после очередной взбучки, Гвен представляла, что её другие близкие приходят и спрашивают, как прошёл день, и одобряют её, и гордятся. Мысленно она вела с ними длинные задушевные беседы, и, конечно, она обязана была говорить так, как говорят господа. Она ведь уже знала, что непохожих никто не любит, и не хотела своему другому отцу тоже показаться чужой.
Именно поэтому она училась, поэтому всегда старалась быть лучше, умнее, сильнее. Но она понимала, что рассказать всё это господину барону — только навлечь на себя гнев или насмешки. Пусть она и мечтала, и верила в несбыточное, но всё же безумной не была.
— И что же, тебе давали книги? — поинтересовался барон.
Гвен выдохнула с облегчением. Похоже, он не заподозрил, что она недоговаривает, и просто продолжал праздную беседу.
— Да… Я сама брала, — не сумев откровенно солгать, поправилась она. — Я ведь помогала старухе Адайн с домом. Она не замечала, что иногда что-то пропадает. Но я всегда всё возвращала. Честное слово, ваша милость! Всегда!
Барон улыбнулся. Несмотря на все её старания, он явно видел в ней повод для веселья.
— Я ведь не стражник и не градоначальник. Мне дела нет до мелких шалостей. Зачем ты оправдываешься? Лучше ответь, как тебе позволили всё это? Разве жизнь крестьян не так тяжела, как это доносят советникам, и у вас есть время на занятия по душе?
Каким-то образом Гвен поняла, точнее, почувствовала, что сейчас можно ничего не бояться, что господин барон не обвиняет её и вообще скорее подшучивает, чем говорит всерьёз.
— Но я ведь тёмная, — хитро улыбнулась она, догадываясь, что не встретит осуждения. — Если меня обижать, могут случиться неприятности!