— Произойти может все что угодно, монрес ректор. Даже не пытайтесь меня убедить, что возьмете всю ответственность на себя. Вы не первый, кто брался за реорганизацию академии… — замявшись, я потеряла мысль, а потому не стала продолжать.
Вольсхий зло усмехнулся и споро сделал пометку в единственном листке моего личного дела. Что было записано — я не видела и гадать, вопреки вспыхнувшему любопытству, не стала. Да разве имело смысл то, что думал обо мне Вольсхий?
А еще я заметила, Вольсхий очень любил молчать. Даже после обвинений он не стал с пеной у рта доказывать обратное. Но злобу затаил — это точно.
— Думаешь, мир крутится вокруг тебя? — Вольсхий сделал еще один росчерк пера по моему листку учета, поставил размашистую, витиеватую подпись в самом внизу и закрыл папку. — Мне не нужен крайний. Мне нужен посредник между новой администрацией академии и прежними учениками. Дед очень просил позаботиться о вас, недоучках.
Сердце сжалось: мимолетное предположение, что нас всех все-таки вышвырнут на улицу, начинало реализовываться. Все происходило настолько быстро, что я, привыкшая к размеренности и праздности, не успевала ни среагировать, ни просчитать следующий шаг.
Вольсхий поднялся, прихватив за собой папку с моим листком учета. А у меня голова разрывалась из-за бестолковых и болезненных попыток срочно придумать план. Ничего не выходило, и все больше склонялась попросить помощи у Сарона… но ведь даже он не знал всей правды и обо мне, и о нас с Вольсхим.
Глазки бегали по поверхности стола, пока взгляд не ухватился за маленькую тоненькую книжонку. Пока Вольсхий стоял ко мне (и к столу соответственно) спиной, разбирая ворох пыльных папок с личными делами, я не смогла отказать себе в любопытстве и схватила книжку.
Она была рукописной. Мелкий круглый почерк с волнообразными строчками мне уже доводилось видеть и не раз — он принадлежал старику-ректору. Это его личный дневник или… Услышав шорох сбоку, мне пришлось быстро вернутьпр взятое на место и заткнуть любопытство за шиворот.
— Можешь взять. Ты ведь интересуешься шагролой.
Шагролой? О чем это он? Аплодировать стоя, как собиралась, не стала, когда он вложил мне в руки рукописную тоненькую книжонку. На первой же странице шла речь о преобразовании энергии смерти в энергию жизни. «Он реально кое-что смыслит в теме!» — про себя воскликнула я и сглотнула. С тупой горой мышц бороться проще, чем с той же горой, но с мозгами. Уж сопоставить одно с другим у него тогда ума хватит.
— Я не возьмусь стать лидером тех, кто все равно будет отчислен, — с меньшей дерзостью, но с прежней уверенностью повторила я. — Не врите. Вы просто вышвырнете нас на улицу.