— Разве Бахтин вообще ни с какими женщинами связи не заводит? — спросил Анатолий Петрович, едва Петр, что-то обдумывая, смолк.
А вот с этим у него полный, что ни на есть, “порядок”! За год по многим вдовушкам прошёлся, да, видать, так гулящему коту дармовая сметана понравилась, что с начала весны завёл шуры-муры с заведующей молокоприёмным пунктом Любкой Кругловой!
— Эта такая крепкая женщина лет тридцати, с тугим телом, краснощёкая, с рыжими волосами, пышной, словно у дородной хохлушки, грудью, с сильно конопатым лицом, которое, прежде всего, бросается в глаза пухлыми губами и холодными, словно стеклянными глазами?
— Да-да! Верно вы ее обрисовали!
— Так она же замужем за Николаем, молотобойцем! Я его хорошо помню ещё с тех давних лет, когда в совхозе трактористом работал. У него, пусть и среднего роста, но широкоплечего, с могучей, словно вылитой из железа грудью, силища от природы такая, что подковы на спор запросто гнул! Я однажды в кузнице сцепился с одним парнем, но он меня, обхватив сзади, в такие клещи зажал, что я и вздохнуть не мог!
— Может, когда-то так и было, но сколько я его знаю, он более горазд лишнюю рюмку водки выпить, чем лишний раз молотом ударить!.. А Бахтину только этого и надо! Завалится под вечер с бутылкой, вроде к нему на огонёк, а сам напоит его без всякого уговора, поскольку у Николая вечно трубы с похмелья горят, и, так сказать, под мирный храп мужа удовлетворяет с его женой свою мужскую похоть!
— А почему именно похоть?
— Что же ещё, коли в их отношениях любовью и не пахнет!
Пётр продолжал ещё что-то говорить, но Анатолий Петрович его уже не слушал, ибо в сознании так ярко вспыхнула разгадка причины подписания явно невыгодного для совхоза договора о сдаче молокозаводу животноводческой продукции, что он словно оглох сразу на оба уха! Про себя подумал: “Да, ничего не скажешь, и впрямь ночная кукушка любую дневную перепоёт! Без спора, Любкино дело — у кого из мужчин в любовницах ходить, равно как и кому из женщин отдавать свою совсем не растраченную на работе энергию Бахтину... Но делать это за счёт предприятия, где тебя явно кто-то свыше покрывает, не позволю! И в большей мере не потому, что главного зоотехника в сталинские времена давно бы уже за вредительство объявили врагом народа и расстреляли бы без всякой проволочки, а потому, что невыносимо противно для себя терпеть человека, который от животного отличается только тем, что умеет писать отчёты да витиевато выражать словами чужие умные мысли, которые без всякого зазрения совести выдаёт за свои!..”