Со временем, летящим большим, пусть невидимым, но острокрылым, образно говоря, вскрикивающим гортанно соколом, в таёжной глухомани напрочь отпало и желание охотиться вообще, и вскоре птицы и звери иначе, как братья меньшие, не воспринимались. И когда мать попросила юного Анатолия для супа зарубить курицу, то он, хотя сразу и стало тяжело на душе, все же нашёл в себе силы поймать её и, держа за задние ноги, не только положить головой на чурку, но даже и занести над птичьей шеей остро отточенный топор, а вот отпустить его уже ну никак не смог. Вместе с тем в посёлке во всех драках, то и дело возникающих между ребятнёй, он являлся самым активным, самым упорным, самым жёстким бойцом; если считал, что прав, то бился до последних сил, порой до крови. Со временем дать сдачи, конечно, стало ярко выраженной чертой его волевого характера. Но однажды в большом и шумном городе, в трамвайной жёсткой сутолоке, получив от пассажира, напролом протискивающегося к выходу, нечаянный резкий толчок в бок, по рёбрам, он еле сдержался, чтобы в ответ не ударить “обидчика” кулаком по лицу. Прослужив в армии всего лишь первую неделю, умудрился, встав на защиту на вид ну, совсем тщедушного солдата, якута, на глазах всего взвода подраться с хохлом, за что при вечернем разводе получил от капитана, дежурившего по части, три наряда вне очереди. И за ним, как среди сослуживцев, так и офицеров части, даже закрепилась кличка “Драчун”. Повзрослев, осмыслил свою горячность, сопровождавшую всю его юность, пришёл к выводу, что она была, скорей всего, вызвана природным, острым чувством желания справедливости всегда и во всём...
Ещё на дальнем подъезде к дому Анатолий Петрович заметил, что оба фасадных окна гостиницы, ставшей его семейным гнездом, хоть и были плотно зашторены, но матово светились в темноте, освещая деревья и кусты в палисаднике. “Несмотря на поздний час, Мария, моя, да-да моя! — жена, нежданно-негаданно, словно с неба, свалившаяся в мою такую непростую судьбу, ожидает меня, как и подобает верной супруге! Счастье-то какое!..” — солнечно подумалось Анатолию Петровичу. От этой мысли душу окатила волна глубокой нежности и та трогательная умилённость, от которой сладко замирает, становясь мягким, податливым, словно пластилин, крепкое мужское сердце. Отпустив водителя, он ветром влетел в дом. На шум открываемой двери из кухни вышла Мария, со следами лёгкой тревоги на лице, но тотчас приветливо улыбнулась:
— Что так поздно? Ладно, все разговоры потом! Сейчас давай быстро мойся и садись за стол — я тебя ужином кормить буду!