— Ваше величество, — Иакин, вжав голову в плечи, повернулся к своему королю. — Северяне — гордый народ, даже под пытками вы не дождётесь от них ни слова. Но в этом и нет необходимости! —поспешно добавил он.
Несмотря на три выпитых кубка эля, старый Иакин всё же понимал, что из-за упрямства язычников он и сам мог попасть в немилость. А оказаться в темнице или быть высеченным розгами ему совсем не хотелось.
— Вот этот, — ткнул он в Стэйна своим узловатым пальцем, — сын конунга Вольфа Ирвенга, величайшего из викингов северных земель. Очень важный человек для ведения переговоров, ваше величество…
— Откуда тебе известно, чей это сын, старик? — поинтересовался Этельберт, украдкой взглянув на свою мать.
— Я лишь странник, — честно признался Иакин. — К таким, как я, северяне всегда относились лояльно. И мне довелось повстречать на своём пути сыновей конунга Вольфа. Ходит молва, что старший из них, прозванный в честь отца Молодым Волком, — лучший мореплаватель и покоритель новых земель. О его деяниях слагают легенды.
Помолчав, Иакин кивком головы указал на запястья Стэйна и добавил:
— А ещё о принадлежности к правящей династии говорит его священный браслет.
— Довольно! — королева-мать встала со своего места и гневно сверкнула глазами в сторону старого Иакина. — Переговоров не будет! Их всех казнят завтра на рассвете!
В зале вновь повисло молчание. Этельберт всегда полагался на мнение Гвиневры, не стал он перечить матери и сейчас.
— Ваше величество! — Яре никто не давал слова, но и смолчать она не могла. — В плену у северян наши люди. Герцог Вильгельм Брей в том числе. Казнив этих язычников, вы обрекаете и их всех на верную смерть!
— Любая война не обходится без жертв, леди Карлайл! — ответила Яре королева-мать вместо своего сына. — Мы одержали две победы над варварами! Мы отстояли Винсдорф! И лишь это имеет наивысшее значение!
Стиснув зубы, до сих пор хранил молчание и Граф Карлайл. За то, что Вильгельм сделал с его старшей дочерью перед нападением на Винсдорф, Юргенс Карлайл охотнее всего задушил бы герцога собственными руками. На Мелисандре места живого не осталось! Его дочь обесчещена и сломлена! Она отказывается от еды и всё время рыдает, обвиняя герцога в совершённом над ней непотребстве.