Так я и сделал. Приехав домой, я скрывался от Тамерлана Давыдовича. Потом я себе этого не простил. Много есть вещей, которые я себе не простил. Тамерлан Давыдович – в этом постыдном списке.
Потому что телочки любят насилие. Оно их возбуждает. Потому что телочки – ближе к природе, чем мужчины. Мужчины – дети, телочки – животные. Каждая телочка в душе мечтает, чтобы ее хоть раз извращенно изнасиловали. Правда, телочка всегда мечтает, чтобы изнасиловали ее извращенно, но в избранный ею момент, красивый мальчик, на фоне заката, а она чтоб была вся натертая маслом в босоножках на шпильках под пальмой. Ну, конечно, не всегда все проходит так гладко. В этих случаях недовольная тем, как все прошло, телочка - бежит в ментовку строчить заяву. Да.
И вечерние женщины
Вместе с тем, нужна была еще какая-то точная деталь. Шизоидный тип лица и кеды – все это было похоже на Михалкова, но этого было мало. Чего-то не хватало. Я подумал, что надо бы положить что-нибудь знаковое в карман рубашки. Сначала я положил зубную щетку, и сразу же отказался – это было прямое указание на срочную госпитализацию. Тогда я положил в карман клещи, но они сильно оттягивали рубашку, и могли указывать на мою агрессивность и склонность к садизму, а это тоже бетонная госпитализация. В конце концов, я остановился на лаконичном решении. Я положил в карман простой карандаш.
- Потому что если на тысячу идиотов не приходится хотя бы один романтик, считающий войну кретинизмом, такая армия тоже не может победить. Потому что у нее не будет флага и не будет штаба. Не будет знамени и не будет цели. А если идти в атаку без знамени, без цели, без штаба, это, юноша, не атака и не армия. А бандитизм и балаган!
Пью еще три стакана, и тут открывается еще не сама закономерность, а только ее край как будто высовывается. И так как базарчик находится у кладбища, начинаю думать о тленности бытия. Мне открывается, что все умирает, и все умирают – опоссумы, и глубоководные пузыри, и я. Печально становится и светло, и хочется попросить, у кого-нибудь, чтобы я не умирал, и все кого я люблю – тоже – родители, и друзья, и девочки, и опоссумы, и пузыри, придавленные тьмой, и друзья, придавленные тьмой, и закономерность еще чуть-чуть высовывается, и тут уже никак нельзя обойтись еще без пары стаканов. Сказано-сделано, еще пара стаканов выпита, и выпит даже еще один, просто уже так как-то, для развития.
- Ты мой спутник. В пути моем коротком.
Гнев овладел мной. Появился Велогонщик.
Несколько романтиков, и я в том числе, гордо подняли руки. Вепрь велел нам выйти из строя, развернуться к строю лицом.