– Дедушка Сэм? – удивленно тяну я, вконец сбитая с толку.
– Зори, – говорит он, тщательно произнося звуки. Потом выстреливает череду непонятных предложений, судя по всему, решительных и твердых.
– Ты же знаешь, я не понимаю по-корейски, – звучит мой ответ.
Я могу сказать «привет» (аньен-хасее), «пожалуйста» (осо) плюс несколько отдельных слов, которыми мама пользуется, когда владелец «Пицца делайт» пытается завысить цену за дополнительные ингредиенты. Иногда могу понять, что говорят актеры в ее любимых корейских драмах, особенно когда мы смотрим несколько серий подряд, но не более того.
Дедушка Сэм, со своей стороны, в основном понимает английский. Просто плохо на нем говорит. От него можно услышать «хорошо», «да» и «нет», но ничем другим голову он себе не забивает и по этой самой причине, общаясь со мной, предпочитает смайлики.
В данный момент он поднимает голову и что-то шепчет, обращаясь к небу. Потом тяжело вздыхает и машет мне рукой, приглашая идти за ним.
– Хорошо? – говорит он.
– Хорошо, подожди.
Я бегу обратно в дом, хватаю свои вещи, а когда Мак спрашивает меня, что происходит, отвечаю ей:
– Понятия не имею.
Они заверяют меня, что все будет хорошо, я выхожу на улицу, где меня ждет дедушка Сэм. Он молча ведет меня через тупик, нежно положив на спину руку. Все так же что-то говорит мне на корейском, но теперь уже выглядит не таким расстроенным. Пытается меня в чем-то убедить, но когда я вижу маму на заднем сиденье его сверкающего седана «ауди», у меня возникает ужасное предчувствие.
– Что происходит? – спрашиваю я.
Мама смотрит куда-то в сторону. Она что, избегает меня? А как же ее вчерашние обещания? Она сказала, что не бросит меня.
Дедушка Сэм показывает на нашу входную дверь, что-то приказывает мне по-корейски и говорит:
– Хорошо?
– Нет, здесь не останусь, – в отчаянии говорю я. – Возьмите меня с собой.
– Да, – отвечает он, в его голосе слышится раздражение.
– Что значит это «да»? «Да» в том смысле, что я могу ехать с вами? Что «да»?
Не успевает он выдать мне очередную сердитую тираду, входная дверь нашей квартиры распахивается и выпускает наружу поток бранных слов, которые я понимаю очень даже хорошо. Единственное, льются они изо рта моей миниатюрной корейской бабушки и от этого звучат еще хуже, главным образом представляя собой креативные словосочетания с участием животных.
Эстер Мун никогда не ругается. И никогда не кричит, так что я тут же понимаю – мы на неизведанной территории. Она ведет с собой Андромеду на поводке и плавно переходит от злости до детского сюсюканья в адрес собаки, чтобы уговорить ту сойти с крыльца. Непонятно, кому из них труднее двигаться: старой хаски или же женщине на высоченных шпильках и в дизайнерской юбке, которая сидит на ней как влитая.