Сюзанна сказала:
— Не хочу, умирая, пожалеть, что не развлеклась как следует.
Как оказалось, отрывная Сюзанна, способная снюхать грамм кокса за ночь, прежде наркотики не пробовала. И вообще работала в библиотеке.
В машине у дяди Жени она начала терять сознание.
Когда они приехали в больницу, выяснилось, что Сюзанне необходима пересадка почки. Дядя Женя крикнул, что готов отдать свою почку, такой он был человек. В крови у него, правда, нашли много чего из того, чем они с Сюзанной закидывались эти три дня.
Пока дядя Женя убеждал врачей сделать ему плазмафарез, Сюзанна умерла.
Выяснилось, что ее звали Лиза Водолазкина.
Не знаю, права ли Лиза Водолазкина по имени Сюзанна, но, если она хотела умереть чуть раньше, зато попробовав все, чего с ней никогда не случалось — может быть, оно того стоило.
Жаль, что человек не ответит на самый главный вопрос за секунду до смерти. Но можно было хотя бы намекнуть.
Что до дяди Жени, он устроил ее похороны и держал стойкий траур еще полтора дня после этого. А затем у него появилась моя тезка Рита Мочалка, можно только догадываться (и, скорее всего, успешно), откуда у нее такая кличка.
Я подумала, что Толику бы эта история понравилась.
Но не решилась рассказать из-за части с кровавой мочой. Не то, что стоит говорить мужчине, который тебе нравится. Даже в десятке худших тем, сразу за бывшими и религией.
Бывших у меня, слава Богу, не было, а про религию Толик сам постоянно говорил.
— К кому мы идем теперь? — спросила я.
— Да Вован, — ответил Толик. — Классный парень.
На улице были густые сумерки, сине-белые, как парное молоко. Дождь прекратился, теперь дышать стало тяжело и сыро.
Толик сказал:
— Воевал за нас.
О нет, подумала я, это очень плохо. Я не понимала, как говорить с человеком, который пережил настолько сильную беду — война ведь одна из худших вещей, которые могут случиться с человеком.
Толик, впрочем, казался веселым, и хотя Толик надсадно кашлял, было видно, что чувствует он себя много лучше, что сердце у него бьется сильно и радостно, как у птицы в полете.
Тогда я поняла, что Толик не лукавит, он не заставляет себя помогать этим людям, это приносит ему радость.
Еще я подумала, что, если бы добрые дела не вызывали у Толика такого восторга, он бы их не совершал, и никакое чувство вины не заставило бы его. Вот, например, никто не может заставить его работать.
Из этой мысли, как почка из веточки, проросла другая мысль — о моем папе. Все вокруг считали его очень добрым, благородным человеком, на вид он был куда идеальнее грубого, тощего, полубезумного Толика, но папа делал хорошие вещи под кнутом, а не за пряник.