В общем жужжании разговора обязательные вопросы о погоде и здоровье перемешивались с легким злословием и с расспросами о том, как был проведен день; все это казалось до нельзя скучным. Я слышу еще некоторые из этих фраз:
- Вы недостаточно много ходите, - говорил Дефорж Мозе, заявившему, что он чувствует некоторую тяжесть после еды, - пища переваривается ногами, вот что постоянно твердит мне д-р Нуаро…
- А время, - отвечал финансист.
- Ну, так делайте массаж, - продолжал Дефорж, - Я вам пришлю Нуаро. Массаж - это пилюли моциона.
- И вы не купили этих двух канделябров, - говорил Крюсе Эторелю, - за три тысячи франков, милый мой, да ведь это было даром…
- Прием Сан-Джиоббе, - говорил Машо Бонниве, - У меня это идет как по маслу.
- Вы не были на катке сегодня утром, милая Анна? - говорила г-жа Мозе г-же Бонниве. - Это, однако, чудный случай воспользоваться удивительным наступлением зимы… раньше первого января. Подумайте только… Это случается раз в сто лет… я вас искала!…
- И я тоже, - говорила г-жа Эторель. - Ты бы посмеялась, глядя, как эта сумасшедшая старуха Хюртрэль гонялась по льду за маленьким Лиораном. Она раскраснелась, вспотела, вся краска с нее сбежала, а она все неслась, а тот удирал с Мабель Адраган…
- Вас это смешит. А что, если я скажу вам, что мне ее жаль, - сказал Сеннетерр.
Уважение к любви, знаем мы эту песню, - прервала г-жа Бонниве и вслед за этой насмешкой засмеялась тем резким смехом, который я подметил уже в театре. Ясно было, что она находится в нервном возбуждении, которое стало для меня понятным, когда двери в столовую отворились, а Жака все не было. Я скоро должен был узнать и выдуманный предлог, и истинную причину его отсутствия. В самом начале обеда, по поводу цветов и серебра, украшавших стол, заговорили о современном вкусе, потом о вкусе театральном и о сценической постановке. Все гости единодушно выхваляли искусство покойного г. Перрэна устраивать светскую обстановку современных комедий. Разговор перешел на современные пьесы и, когда заговорили о «Голубой Герцогине», один из присутствовавших, кажется, Машо, сказал:
- Разве ее уже больше не дают? Я заметил сегодня, проходя по бульвару, перемену афиши в Водевиле. Не знаете ли, почему это?
- Потому что у Брессоре сильная простуда и он чувствует себя слишком нездоровым, чтобы играть. Я случайно слышал это сегодня в клубе улицы Рояль, - сказал Мозе, никогда не упускавший случая напомнить о своей тесной связи с этим элегантным клубом, - а так как вся пьеса держится на нем… У него есть талант, только у него… - продолжал он, из чего можно было заметить, что антипатия г-жи Бонниве к Камилле не ускользнула от наблюдательных глаз дельца, этих черных глаз его почти бескровного лица…