Он вернулся в Париж, занял домик на улице d’Athenes, между двором и большим садом. Он вел очень уединенную жизнь. Сердце его еще не вполне зажило от раны; ему не хотелось возобновлять в Париже знакомства, сделанные в Канне. Что же касается семьи в Chaussee-d’Antin, он посещал ее не особенно часто.
Отец внушил молодому человеку те же симпатии, что и мать: ни Эскье, им Антуан Сюржер, ни жена его, нисколько не интересовали Мориса. Однако он присутствовал на их обедах по вторникам и субботам, в надежде встретить Клару. Иногда он встречал ее, шептал ей нежные слова, даже смущал ласками… И эта легкая интрига-перешептыванье, несколько поцелуев, сорванных силой с ее губ в темном уголку, - вносили волнение в его однообразную жизнь…
Первые симптомы болезни, которой суждено было разрушить сильный организм Антуана Сюржер, появились уже два года тому назад. Сначала большой палец, а потом один за одним и все остальные пальцы правой руки стали отниматься. Скоро болезнь как бы поглотила все мускулы, оставив только легкую эпидерму вокруг костей. С постепенной последовательностью стала сохнуть кисть правой руки, затем пальцы правой ноги и левая нога.
И болезнь, почти смерть, вселилась в дом и загостилась там; больной был гостем, к которому привыкли, потому что нельзя было его выжить. Но ухудшение шло так медленно, что его можно было заметить лишь при сравнении с прошлым, подобно прогрессированию самой жизни. Мозг не был поражен. Антуан Сюржер участвовал в совещаниях со своими компаньонами, принимал активное участие в делах и даже нередко ездил в Люксембург, не покидая своего кресла, которое вкатывали в купе вагона.
Неожиданно над спокойной жизнью всех этих людей разразился громовой удар. Однажды утром Сюржер получил невероятное и непредвиденное известие: его компаньон Роберт Артуа, уехавший несколько недель тому назад под предлогом приведения в порядок личных дел, застрелился в одной из гостиниц Лондона. Он оставил письмо. В Париже директора сдерживали его порывы к спекуляциям и вот он решился спекулировать в Лондоне на свой риск, накупив американских акций; случившийся вслед затем крах разорил его. Долги поглощали все его фонды, находившиеся в парижском и люксембургском банках, что-то около четырех миллионов. Это было тяжелым ударом для процветавшего банка; эти четыре миллиона, которые приходилось выдать, значительно поколебали фонды; самоубийство одного из директоров сразу возбудило недоверие и многие стали забирать свои вклады.
Жан Эскье спас репутацию банка, благодаря широкому кредиту, открытому ему в одном из больших банкирских домов. Таким образом оказалась возможность просуществовать довольно долгое время, пока возобновится доверие, а с ним и вернутся вклады. Когда все было приведено в известность, то оказалось, что актив Роберта Артуа превышал двести тысяч франков. Он поторопился застрелиться.