— Может и так, Скир, может и так… Но я бы не употреблял слова «невозможно» и «увеселительная девочка» применительно к Миссии. Из благоразумия. И потому что хочу жить и умереть спокойно…
— Киф! Это — катафалк, понимаешь? Ка-та-фалк! Здесь нет, и не может быть слежки! Кого здесь подслушивать? Мёртвых?
Мёртвых? Чтобы их подслушивать, не надо иметь развитую сеть сенсоров во всех секторах корабля. Мёртвые лежат спокойными силиконовыми брикетами в десантном отсеке. Там для удобства погрузки тел силовой тропой пропахан коридор — разломаны переборки и горизонты. Никто не позаботился о приведении этого шрама во чреве корабля в порядок. Так и висят с разломов лоскуты обшивки, вьются оголённые провода, и осколками завален пол.
Закрывая глаза, я вижу перед собой этот ров и десять ярусов отсека, в которых покачиваются брикеты, отливающие скользким блеском в тусклых лучах. Там воздух подвижен, а темнота — вязка. Там на карнизе верхнего яруса стоят два пехотинца и смотрят вниз. Они нервничают. Этого не скажешь по лицам, наиграно равнодушным, но доспехи в боевой готовности и оружие под рукой, пальцы беспокойны, а глаза насторожены. Они осматривают тьму, останавливаясь взглядами на контурах дрожащих упаковок и странно двоящихся линиях стен.
— Скир, Киф! Вы чего тут?
— А они, Ал, знакомятся с местными! Ищут кого-нибудь для увеселения!
— Неудачная шутка, Тир! Рядом с павшими. Извинись или…
— Я? Извиняться? Да пошёл ты!
— Ты!
— Стоп, ребята, — Командир!
Двое, только что готовые к сшибке, демонстративно отвернулись друг от друга. Подошедший декан взглянул на них с досадой. И один за другим бойцы отвели взгляды.
Десятник кивнул на шахту:
— Видели? Их там тысячи! А сколько соберут с других планет? Я вот думаю…
Он подошёл к обрыву и схватился за свешивающийся лоскут перекрытия. Посмотрел вниз. Темнота оскалилась. Закачались саркофаги. Девять ярусов вниз. Почти тридцать метров. Заполнены смертью и обидой. Обидой на живых…
— Я думаю, что очень много умерших. Больше, чем по сводкам.
Ты прав, декан. Но так было всегда. Преуменьшая опасности, мы унижаем смерть и страх делаем пороком. Иначе — женщины не будут рожать, предполагая детям судьбу воинов, а мужи не станут, захлёбываясь в оре, рваться в атаку. Всего лишь цифры. Цифры, изменяющие суть. Они абстрактны как разломы в стене или палки в руках. Единицы, нули… Замажь одну трещинку слева или справа, подложи одну ветку к уже лежащим — тут же поменяются взгляды и идеи станут иными. Люди зависят от абстракций. Независимые от них — распоряжаются. Этот мир — уменьшение одних цифр и увеличение других.