Педро Мигель так и сделал, потому что если к Сесилио-младшему он питал нежные чувства, то к Сесилио-старшему испытывал трепетное почтение. Может, потому, что он знал историю о поцелуе, запечатленном на лбу Белянки.
С приходом Педро Мигеля постепенно исчезли трудности, которые возникли в хозяйстве с тех пор, как рабы превратились в пеонов. Пеоны еще сильнее, чем прежде, когда они были рабами, стали ненавидеть свою работу, на которую толкали их бедность и нищета, отчасти потому, что эта работа была тяжелой и плохо оплачивалась, а также потому, что с получением свободы жизнь бывших рабов сделалась намного сложней, ибо открыла перёд ними широкий неизведанный путь. Новая жизнь наводила пеонов на мысль о том, что свободным людям не гоже заниматься тем, чем занимались рабы; отсюда их нерадивое отношение к труду и нездоровое тщеславие.
Педро Мигель обладал особым даром руководителя, умеющего подчинить себе людей, сделать их послушание добровольным. Он умел справедливо и решительно требовать, умел, когда нужно, быть щедрым или непреклонным, умел подойти к каждому с понятным ему словом, никогда не позволяя себе фамильярного обращения с подчиненным, всегда оставаясь строгим внешне и добрым в душе. Эти личные качества управляющего помогли в корне изменить отношения хозяев с работниками; кроме того, в асьенде стали больше платить пеонам и в значительной степени улучшили условия их жизни. Однако последнее было уже делом не столько Педро Мигеля, сколько Сесилио, который действовал через своего нового управляющего тай, что тому казалось, будто все нововведения исходят непосредственно от него.
Сесилио-младший — лично ему уже ничего не было нужно — руководствовался в своих действиях двойной целью: во-первых, он старался устранить трудности, с которыми в будущем могла столкнуться Луисана — единственная после его смерти наследница. Для этого он облегчал положение пеонов — в других владениях их с каждым днем притесняли все сильнее и сильнее, — а во вторых, всячески пытался расположить их к Педро Мигелю, которого в свою очередь наставлял на путь истинный, приучая его зарабатывать на жизнь, не эксплуатируя своих земляков-пеонов и не наживаясь на их нищете.
— Боюсь, что я способствовал его отчуждению от народного дела, к которому он был предрасположен, — говорил себе Сесилио, припоминая свой последний разговор с Педро Мигелем и его откровенные признания. Если он стал работать у йас, то, видно, и впрямь скинул старую кожу, как сам однажды выразился, но, утратив ненависть к хозяевам, как бы он не утратил любовь к простому народу.