— О, да, фея-крестная. И хрустальные туфельки для Золушки. Какая же Золушка без хрусталя?
Я засмеялась и, обняв Мари за плечи, повела в гостиную. Владимир вскочил с дивана, удивленный нашим появлением не меньше, чем Андрей в Царицыно.
— Мы по магазинам, пап. Выдай карту что ли? Неудобно шиковать за счет Стефании… Простите, не знаю вашего отчества.
— Да я не такая старая для отчества, детка. Можешь звать меня Стешей.
— О, нет, как-то это ту мач. А если Стеф?
— Годится. Андрей меня так зовет.
Мари закатила глаза и прошла к выходу.
— Можете целоваться. Я на парковке подожду.
Настала моя очередь смущаться. Хотя приятного в этом легком панибратстве Мари было намного больше. Просто немного непривычно, но, видимо, она всегда такая. Не страшно. Главное, что мы найдем общий язык. Первые шаги уже сделаны.
— Как? — Только развел руками Владимир.
Я пожала плечами.
— Очень просто.
Я не собиралась выдавать секретов.
Две минуты на поцелуи и снова в бой.
Через час, когда Мари крутилась у зеркала в выбранном платье, мне было очень жаль Андрея. Надеюсь, он сможет держать себя в руках.
МАРИ
— Поторопись, Марьяш. Мы обязательно застрянем в пробке, — торопила меня Стефания.
Я старалась идти быстро и одновременно осторожно, чтобы не свалиться. Совсем отвыкла от каблуков, отвыкла от высокой прически и платья в пол. Загреметь перед приемом у царя и явиться на аудиенцию с разбитым носом совсем не хотелось, поэтому я поспешала медленно.
Стеф сделала из меня конфету буквально за несколько часов. Я с трудом узнавала в отражении зеркал красивую, дерзкую, яркую молодую женщину. Разве это я?
Кажется, да.
В сотый раз за этот день спросила себя: зачем? Почему я не могла наплевать на них на всех и уехать в Лондон, как желал Андрей. Как желала я сама. Там мое сердце, мой покой.
Когда все зашло так далеко? Что за ведьма эта Стефания и как она умудрилась сделать из меня фрейлину?
Я шла к машине, понимая, что не откажусь от приема. Ладони потели от одной мысли, что сейчас окажусь перед царем, но я продолжала уверенно идти вперед, бросая вызов самой себе, желая что-то доказать несносному, гадкому принцу.
Стремление делать назло заставляло меня сворачивать горы, отказываться от принципов и встречать лицом все, что я столько лет ненавидела. А еще улыбаться. Потому что Стефания не заслуживала негатива от меня. Она классная. Я поняла это моментально и была очень рада, что папа выбрал такую классную, пробивную даму, а не припадочную дуэнью. Таких было навалом и во дворце и светском обществе, где он вращался.