— Сдурел совсем? — заорала Мари мне в спину, а потом отвесила доброго леща по загривку.
Ну, наверно я переоценил масштабы ее человеколюбия.
— На час нельзя оставить. Как Стеф тебя до сих пор не убила? Больше никаких сигарет! Быстро в постель!
— А ты со мной? — я не мог сдержаться.
— Живо, Андрей! И не беси меня.
— Да, мэм, — буркнул я и поплелся обратно в спальню, догадываясь по звукам за спиной, что Мари уничтожает мои сигареты.
Эх, ну ладно. Я все равно хотел бросать и умирать.
Мари прошла вслед за мной, по-хозяйски осведомилась.
— Где у тебя белье?
— В шкафу, — я указал глазами направление. — Зачем тебе? Я намного лучше без белья.
— Заткнись, Андрей, бога ради. Меня еще от твоих сигарет трясет.
— Ладно, ладно. Молчу.
Мари достала из ящика стопку чистых футболок, бросила мне одну.
— Надевай.
Я послушался, конечно. Вообще, она отлично командует. Хорошо, что папа не знает и не распорядился о моем подчинении. Голова гудела, как котел в паровозе. Спорить сил не было совсем, а провоцировать мою няньку на очередной подзатыльник — это верная смерть.
Мари вышла из спальни, вернулась со стаканом воды и таблетками. Я все съел и выпил. Потом она еще и принесла теплый апельсиновый фрэш, заставила выпить. Гадость. Весь оставшийся день я провел, как зомби. Мари периодически будила меня, заставляла что-то пить, даже запихнула какой-то противный куриный суп. Она меняла мокрые от пота футболки, подтыкала одеяло, мерила температуру. Даже в коматозном состоянии я наслаждался ее заботой, теплом рук, мягкими сетованиями и причитаниями, почти забыл как страшный сон предупреждения Александра.
Утром я обнаружил, что мозги в голове перестали кипеть. Открыв глаза, обнаружил, что солнечный свет не раздражает, как вчера. Я медленно сел, радуясь, что стены стоят на месте, а не водят хоровод.
Но тут же моя детская радость, что живой, сменилась иным чувством. Еще более светлым и теплым. Мари свернулась в комочек на краешке кровати с полотенцем в руках. На стуле стоял тазик с водой, а на полу валялись скомканные футболки. Она провела здесь всю ночь, протирая мокрым полотенцем мой лоб и меняя майки? Я медленно стал подниматься, чтобы не разбудить ее. Мари резко повернулась, нащупала кончик одеяла, повалила меня на кровать, укутывая.
— Замерзнешь, укройся, — пробормотала она сонно, подтыкая одеяло вдоль моего тела.
— Раздевайся и залезай ко мне. Так быстрее согреюсь.
Она вскочила, как ужаленная, огляделась.
— Сколько времени?
Она игнорировала мое предложение. Жаль.
— Шесть тридцать.
Мари сунула мне градусник, прижала ладонь ко лбу.