— Тебе нравится? — Я чувствую, что начинаю краснеть, как бывает всегда, когда Кирилл стоит достаточно близко, чтобы мой нос уловил его особенный запах, поэтому начинаю кружиться, придерживая юбку над полом, чтобы не испачкать безупречный кремовый шелк.
Кирилл молчит, но зачем-то прячет руки в карманы брюк. Выражение его лица не меняется, но взгляд… Он скользит по моему лицу, шее, плечам, прикрытым тонкой прозрачной тканью. Я непроизвольно обхватываю себя руками, но Кирилл вдруг говорит:
— Подойди.
И я иду, как будто мое тело запрограммировано беспрекословно подчиняться его командам.
— Тебе нравится? — спрашивает Кирилл, немного, всего на сантиметр или два наклоняясь ко мне.
Я больна, вероятна, или странно от него зависима, потому что меня странно волнует наша вот такая близость: он не прикасается ко мне, лишь слегка трогает дыханием за щеки, потому что я иступлено заглядываю в его лицо, подставляя всю себя, словно угощение.
— Да, — отвечаю очень тихо.
Хочу, чтобы он обнял меня.
Чтобы поцеловал как в тот день, когда приехал ко мне и жадными болезненными поцелуями вырвал из меня согласие стать его женой. Именно тогда я перестала бояться, потому что стала абсолютно зависимой от его прикосновений, поцелуев и даже странного взгляда сквозь меня.
Кирилл очень медленно вынимает ладони из карманов, застывает, приподнимая их к моему лицу, как будто ведет кровопролитную войну с собственными противоречиями и выигрывает в последнюю минуту, крепко, без намека на нежность, обхватывает ладонями мою шею.
Я пугаюсь, но лишь на мгновение, когда понимаю, что его пальцы на моей коже — это изысканный ошейник, теплый и нерушимый. Он не сделает мне больно, он лишь хочет контроля надо мной. По какой-то причине ему необходима вся власть и моя готовность подчиняться в ответ.
— Сними его, — еще один приказ.
Мое дыхание прерывается, потому что этот приказ более чем понятен.
Я должна испугаться, возмутиться, испытывать стыд и смущение.
Я должна быть испуганной смущенной женщиной, которая вот-вот окажется голой перед мужчиной, которого знает меньше недели. Но в моей голове я давно принадлежу Кириллу Ростову: душой и телом. И отдаться ему так, как он хочет — так же естественно, как и дышать.
И все-таки мне очень тяжело переставлять ноги, когда поворачиваюсь к нему спиной. Хватка пальцев на моей шее не становится ни на миг слабее, но это так приятно — принадлежать своему мужчине абсолютно и безусловно.
— Там шнуровка, — мой голос окончательно садится, и последние слова я произношу едва ли громче, чем звук, с которым опадают листья. — Помоги мне… пожалуйста.