Молчание было тяжёлым и густым, словно грозовой воздух. Маленькая лэрди запустила в викнета цветочным горшком. Как на нее похоже…
— Но, — король откинулся на спинку кресла, устремляя взгляд на цветущий сад, — готов признать — голова Аллели наполнилась мыслями. Это действительно опасно, Бьёрн. Как бы твоя собственная не пошла кругом. Любить свою жену недопустимо для обличённого властью, ты же сейчас ведешь себя, как оглупевший от чувств мальчишка.
Он хотел возмутиться. Возразить, что у него нет чувств к собственной жене. Но разве, когда их нет, бывает так невыносимо больно?
— Женщина должна любить тебя, а не наоборот, — продолжил король, — иначе окажешься на лопатках. Не надо далеко ходить за примером. А теперь — ступай домой и выспись. Иначе распугаешь вечером всех гостей.
Да, домой. Закрыться в купальне и вылить на себя несколько вёдер колодезной воды. Так, чтобы кости прошило холодом, и в голове прояснилось. Это не могло быть правдой! Он уперся на этой мысли как осел. И все больше чувствовал себя последним вшивым ослом.
— Я… понаблюдаю за ней сам, — выдавил из себя, — не удаляй мальчишку с праздника.
* * *
— Ах, лэрди, как Вы прекрасны! Настоящая королева! Ну же, полюбуйтесь…
Прекрасна она, да… У девушки в зеркале были огромные и печальные глаза, в которых зарницей вспыхивал гнев. После ужина все пошло комом. Вечером она вернулась в пустой особняк, пыталась дождаться Бьёрна, но так и не смогла. Ее муж появился только поздним утром. Валерия слетела вниз, спеша узнать, что случилось, но за бессонную ночь, полную самых безрадостных мыслей, на свой вопрос, что же произошло, получила краткое «Я выполнял приказ короля».
И она не рискнула лезть — Бьёрн выглядел отстранённо. По-прежнему держал спину прямо, а плечи расправленными, но было такое чувство, что он напряжён и чем-то подавлен.
Валерия пытливо вглядывалась в побледневшее лицо, надеясь отыскать хоть немного больше информации, но так ничего и не добилась. Бьёрн ушел к себе в кабинет, отдыхать. А после опять отбыл во дворец.
И вот уже приближалось время ее позора, а лэрда все не было. Ее штормило от напирающих вопросов и догадок, но больнее всего кусала ревность. Невыносимая настолько, что Валерия готова была прижать к стене самого короля, выбивая подтверждение словам мужа. И кончики пальцев холодели от понимания — никогда в груди не жгло так сильно. До пульсирующей алой дымки перед глазами и безмолвного крика «Он мой! Мой!». Вляпалась ты, Аллелия. И весь твой бездушный расчет псу под хвост…
— Госпожа!
В комнату влетел Слав. Мари потупила глаза, отгораживаясь своим шитьем, а Дорис прекратила поправлять ей золотые локоны.