Хомансовская работа существенно отличается от исследований Элленбергера, для которого главным является обнаружение (и демонстрация) новых, дотоле неизвестных или малоизвестных исторических фактов. Хоманс же предпочитает детальный анализ уже известных фактов. Первый тяготеет к сбору информации, второй предпочитает заниматься ее рефлексивным осмыслением. То есть имеет место своего рода «взаимодополняемость». Восторг от обнаружения новых фактов, переполнявший Элленбергера и мешавший ему уделить должное внимание их интерпретации и контекстуализации, с лихвой компенсируется панконтекстуализмом Хоманса. В каком–то смысле можно сказать, что Элленбергер и Хоманс представляют два различных уровня историко–научного познания — эмпирический и теоретический. Важно только не забывать при этом, что эти уровни глубоко взаимосвязаны.
Спецификой хомансовского подхода, как явствует уже из названия книги, является помещение Юнга в контекст, причем прежде всего в контекст социально–исторического порядка. Исходным пунктом рассуждений Хоманса является тот факт, что эволюция психоанализа в целом и юнгианства как одной из его ветвей отличалась достаточно выраженной социальной динамикой: в обоих случаях имело место превращение очень небольшой группы сторонников специфического психологического учения в могучую общественную силу, оказавшуюся одной из характерных черт социальной и культурной истории XX столетия. Наметки такого понимания фрейдизма были и у Элленбергера. Вспомним его недовольство сектантством, царившим во фрейдовской школе. Однако то было лишь, так сказать, «замечание на полях», причем касающееся исключительно Фрейда. О том, насколько важным представляется Хомансу социальный аспект и в отношении Юнга, можно судить по такому его высказыванию: «Моя работа «Юнг в контексте» не является книгой о Карле Юнге как таковом; она посвящена главным образом специфическому типу мышления, занявшему ведущие позиции (то бишь ставшему чем–то таким, что принимается за данность, абсолютную истину) в общественной жизни высокоразвитых демократий Запада. Это книга о том типе мышления, который мы привыкли называть «динамической» или «глубинной» психологией» [95, р. XII].
В особой степени это замечание касается, конечно же, культурного пространства, в котором живет и работает сам Питер Хоманс, т.е. Соединенных Штатов Америки — страны, безусловно, очень непохожей на весь остальной мир, но в последнее время все чаще представляющейся многим народам в облике некоего образца для подражания, матрицы или, если угодно, «архетипа» социального порядка, а порой даже и культурного ландшафта. Поскольку многие из черт социального устройства США вольно или невольно копируются (как правило, правда, весьма неординарно) и в странах бывшего СССР, нам должно быть небезынтересно следующее наблюдение Хоманса: «По мере того как Америка все более и более превращалась в общество людей среднего класса, психоанализ все прочнее утверждался в роли ведущего набора идей, активно эксплуатируемых в процессе формирования социальных институтов» [95, р. 1]. Рост популярности психоанализа и усиление его социальной роли в странах бывшего СССР объясняется следующей тенденцией, являющейся как бы зеркальным отражением схемы, предложенной Хомансом: в начале 90–х в атмосфере всеобщего ликования по поводу скорой и окончательной победы демократии прозападного типа психоанализ оказался «на гребне», и ему стали стремительно воздавать все социальные почести, отнятые у него еще на заре советского режима. Однако, поскольку в настоящее время начинает выясняться, что мы собираемся строить или, точнее, уже построили «демократию без среднего класса», будущее психоанализа как важного социального института представляется в наших странах более чем проблематичным. В конце концов, раз уж мы обходимся без такого жизненно важного элемента демократического устройства общественной жизни, как средний класс, то распроститься с психоанализом, ценность которого носит куда более спорный характер, нам будет, пожалуй, совсем нетрудно. С другой стороны, если чудо, обетованное нашими политиками–реформаторами, все же сбудется, и на территории бывшего СССР в один прекрасный момент расцветут полноценные демократии с зажиточным средним классом во главе (готовым из собственного кошелька финансировать деятельность приватных знатоков глубин человеческих душ), у нас еще будет возможность хорошенько призадуматься над тем,