Он наклонился. Горячее дыхание будто ткань коснулось нежной плоти. Лера задрожала, когда его рот накрыл промежность. Это было дико. Незнакомо. Непонятно. Еще никогда она не испытывала подобного. Семен ни разу не дарил ей таких ласк. Брезговал, наверное.
А вот Командующий… Он пожирал ее. Решение представить, будто между ними чувства, казалось глупейшей ошибкой, и Лера попыталась думать о чем-нибудь постороннем. О смертоносной буре снаружи, о Главе Ловцов, отправившем ее сюда, о Гостилии, обрекшем на участь рабыни.
Но рот Командующего прогнал прочь все мысли из ее глупой головы. Лера старалась глотнуть хоть немного кислорода, но воздух предательски улетал от губ.
В животе разливалось странное тепло. Она ведь не могла возбуждаться? Не могла… Только не от того, что делал незнакомый мужчина, который в любой момент мог ее убить.
Командующий словно решил довести ее до помешательства. Обхватывал губами складки и втягивал в рот, то сильно, то нежно, едва касаясь. Его язык ласково скользил сверху-вниз, смачивая лепестки горячей слюной.
В животе что-то сжалось. Лера попыталась отодвинуться, ошарашенная нахлынувшими ощущениями. Командующий как будто… занимался любовью ртом с ее промежностью. Это было похоже на поцелуй — горячий и влажный. Его губы напротив ее… губ. Кто знал, что целоваться можно вот так?
Лера вскрикнула, когда его язык вторгся в тело.
Она была в ужасе от происходящего. Наверное, это и есть возбуждение, когда все тело скручивает от дикой непонятной потребности чего-то большего. Вот только она не хотела испытывать это чувство. Она не хотела возбуждаться от ласк насильника и чудовища, которое уже несколько раз пообещало, что убьет ее.
Ей хотелось свести ноги вместе и хоть немного унять дикую тянущую боль, которая скапливалась в чувствительных складочках. Но Командующий не оставил ни малейшего шанса на спасение. Он прикрыл глаза и, тяжело дыша, гладил нижние губки языком, теребя их из стороны в сторону.
Лера из последних сил сопротивлялась удушливому жару, расползающемуся по телу. Командующий выглядел так, словно ему доставляет огромное удовольствие то, что он делает.
Каждое движение его языка превращалось в пытку. Скапливающаяся в лоне боль становилась агонией. Она пыталась не поддаваться безумному наслаждению, отравой проникающему в каждую клеточку тела.
Лера заставляла себя думать о Семене, о том, что он ни разу не делал подобного и считал такие ласки мерзкими, а женщин, желающих их — шлюхами. Тогда почему ей так хорошо сейчас? Почему она балансирует на грани боли и наслаждения, уже совершенно не разбирая, где одно, а где другое? Почему она плавится, как раскалившийся металл от движений языка того, кого должна ненавидеть, кто пообещал ее убить?