Он понятия не имел, о чем она говорит, но не стал уточнять и молча кивнул.
Она наклонила голову и прикоснулась губами к его соску, провела языком вверх, поцеловала ямочку между ключиц. Он чуть улыбнулся — кажется, она уже не так боится. Пора…
Но сначала он должен видеть ее. Пока что он почти ничего не видел, и это следует исправить, он безумно хотел видеть ее обнаженной. А у нее и трусики, и волосы…
Отто не стал спрашивать разрешения — он ласково и осторожно прикоснулся к ее щекам, пропустил пальцы через ее волосы и мягко отвел их ей за спину. И опустил взгляд на ее груди. Чудесные, круглые, крепкие груди с розовыми сосками, от которых он тут же потерял те жалкие остатки разума, которые у него еще оставались к этому моменту. Он мягко повлек ее от задрапированного голубыми плотными портьерами окна — туда, где в полумраке большого, уютного номера стояла большая кровать, застеленная белоснежным бельем. Рене доверчиво подчинилась, и через несколько секунд они оказались на постели. Он припал губами к ее груди, сначала правой, потом левой — какие сладкие, нежные, пышные… Он сжал между пальцами ее соски, посылая по ее телу вспышки сладчайшей боли, и ее первый тихий стон свел его с ума. Он ласкал ее тело губами и руками, пока не спускаясь ниже пояса. Частично — потому, что инстинктивно чувствовал, что она совсем еще зеленая в этом деле и спешка может ее напугать, частично потому, что он часто заводил девушек некоторой медлительностью и смакованием в начале, чтобы ввести в экстаз неудержимым, агрессивным натиском позднее. Рене запустила пальцы в его волосы, прижимая его к своей груди… что он делал с ней… никогда не испытывала такого раньше. Она громко застонала, и Отто, продолжая ласкать губами ее грудь, позволил своей руке скользнуть ниже. Ребра, ложбинка между ними, плоская равнина живота, нежный овальный пупок. И вот кромка трусиков. Давно пора от них избавиться… И от его трусов, разумеется, тоже, тем более, что ему с самого начала было в них слишком тесно, слишком жарко. Легче, легче, не гони… сначала он позволил себе притронуться к ней через шелк и кружево. На ощупь сухо и холодно, но это пока. Черт, он хотел большего, чем этот жалкий петтинг через трусики! Но он чувствовал ее, и только поэтому заставлял себя не спешить. Она сжала ноги на полсекунды, но тут же доверчиво развела, позволив его руке накрыть себя. Поглаживание, легчайший нажим сквозь натянувшийся шелк… С ее губ сорвался тихий, чуть слышный стон. Отто снова втянул в рот ее упругий, крепкий сосок, сжал, и стон превратился в тихий вскрик. «Да!» Он гладил ее, пока не почувствовал сквозь тонкую ткань, что она уже готова к большему. И тогда, снова не спрашивая разрешения, Отто снял с нее трусики. Наконец он видел ее обнаженной. Полностью. Она тихо охнула, поняв это, но то, что он делал с ней, было так чудесно…