— Ты уже помылся?
— Рут, девочка моя!
Вот уж не девочка, злится Рут. И не твоя.
Отчим распахивает объятья ей навстречу. Этим он и ограничивается, понимая, что обниматься с ним не входит в планы Рут. Бенджамен Пирс похож на благородного льва с книжной иллюстрации. Пышная грива волной зачёсана назад. Борода аккуратно подстрижена. Бакенбарды шире, чем полагалось бы при такой бороде. В гриве ни единого седого волоска. Иней тронул лишь бороду по обе стороны подбородка.
Широкие плечи. Длинные ноги.
Рут вспоминает помощника шерифа. Теперь ясно, почему Джошуа Редман не понравился ей хоть при первой встрече, хоть при второй. Рут не любит красивых мужчин. Рут не любит мужчин, которые выглядят младше своих лет. Дядя Том был красив, но это совсем другое дело. Исключение. И выглядел он на все свои годы, без скидки и снисхождения.
«Это потому, детка, — слышит Рут голос дяди Тома, — что ты выглядишь старше своих лет. Это потому что ты не слишком хороша собой, в особенности, когда смотришь волком. А ещё это потому что твоя мать, овдовев, вышла замуж за мистера Пирса. Ты ведь хотела, чтобы она вечно омывала слезами могилу первого мужа? Тебе надо пересмотреть свои взгляды, детка. Ты превращаешься в отвратительную брюзгу. Злобная карга с парой дружков-револьверов, вот кто ты».
После смерти дядя Том режет правду-матку без стеснения. При жизни он был сдержанней. Он — да, зато Рут никогда не отличалась сдержанностью.
4
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
(четырнадцать лет назад)
Когда мать сообщила дочери, что выходит за Бенджамена Пирса, Рут закатила натуральную истерику.
В шестнадцать лет второй брак матери — предательство. Оно вопиет к престолу Господню. Твой отец погиб; ты видела, как это случилось. Да, ты видела трагедию не до самого финала. Тебя пинком вышвырнули из зрительного зала в конце пятого акта. Но признайся: тебе хватило с лихвой. Твой отец — герой. Ты уверена, что будешь оплакивать его до тех пор, пока небо не упадёт на землю. Ты ждёшь от матери скорби в десятикратном размере. И вдруг — через месяц свадьба, в усадьбу съедутся гости, я заказала тебе новое платье, дитя моё.
У тебя вырвали сердце и скормили собакам.
«И башмаков ещё не износила, — кричала Рут матери. Под ногами хрустела битая посуда, — в которых шла за гробом мужа! Как бедная вдова, в слезах… О боже! Как можно сравнить этих двоих? Феб и сатир!»
«Книжное дитя, — мать внезапно успокоилась. Встала у окна, спиной к дочери. — Бумажная ярость, чернильное бешенство. Чужие слова кажутся тебе ярче? Обидней?»
Она тоже читала «Гамлета».