Чёрный ход (Олди) - страница 90

Доктор Беннинг промакивает лысину:

— Отлично! Я им верю, Ходжес. Вскрытие отменяется, давайте шесть долларов.

— Что я напишу в заключении? — с сарказмом осведомляется коронёр. — Убит невидимым демоном при невыясненных обстоятельствах? Мистер Мо-Гуй приговаривается к смертной казни через повешенье? А также его сообщник мистер Не-Могуй?

— Не мелите чушь! Вы напишете, что побои, причинённые Майклу Россу Джошуа Редманом, не могли повлечь за собой смертельного исхода. Росса хватил удар по причине пьянства, — доктор самодовольно выпячивает грудь, — и невоздержанного образа жизни. Зачинщик Росс, Редман защищался. Подпись, печать, гонорар. Такой вариант вас устраивает?

Нельзя сказать, что Ходжес долго колеблется. Отойдя к подоконнику, куда переставили письменные принадлежности, чтобы освободить место для покойника, он быстро начинает скрипеть пером.

Китаянка что-то мяукает в адрес Рут.

— Мой жена извиняться, — переводит мистер Ли. — Она не хотеть бить вас, мэм. Она хотеть показать. Она не должен быть так делать. Нижайше прощаемся.

Вся троица отвешивает Рут по внушительному поклону.

— Не стоит, — заверяет их Рут. — Я не в обиде.

Она сама не знает, что толкнуло её на совершенно безумный поступок. Прежде чем уйти в комнату, выделенную ей для постоя, Рут ещё раз глядит на труп. Возможно, поводом служит воспоминание об отчиме — сгустке кипящей белизны, каким был Пирс у реки, в мёртвой хватке индейцев. А может, ей вспоминается Джошуа Редман — сгусток белизны в салуне.

Так или иначе, она это делает.

Взгляд шансфайтера. Талант шансфайтера.

Ни один шансфайтер в мире, пожалуй, не смотрел на мертвеца так, словно решил пальнуть в него из шансера. Бессмысленное дело, ещё бессмысленней, чем стрельба по «призрачным друзьям»; пустая трата времени и патронов. Я первая, думает Рут, кто решился на это. Точно, первая. Где ещё сыщется такая придурочная мисс, как я?

Разметка покойного на уязвимые и неуязвимые зоны выглядит такой же, как у живого. За одним исключением: она блёклая, еле заметная глазу. И она продолжает бледнеть, уходя в синеватый отлив, словно кожа трупа. Час, другой, и разметка вовсе исчезнет, станет воспоминанием, эхом, отголоском.

Но сейчас она ещё существует.

Свет и тьма. Песок и пепел, роза и пурпур, вечер и ночь. Намёки на всё перечисленное. Рут мысленно накладывает созвездие синяков и ушибов на разметку, словно на карту звёздного неба, тускнеющую с рассветом. Вывод напрашивается сам собой. Он не нравится Рут; он так ей не нравится, что она подносит ладонь ко рту, с трудом удерживаясь от крика.