— Джереми, хочешь зубы сохранить? Следи за языком, понял!
— Уже и пошутить нельзя…
— Видишь, Хью не в настроении.
— Это ты верно сказал, Малыш. Мы все тут не в настроении…
Это Макс, старший из Сазерлендов. В руках у Макса — старая кавалерийская сабля. Он на ходу драит клинок потёртой суконкой.
— Где ты откопал этот хлам?
— Здесь, Малыш! Когда мы промысел закладывали, много добра отрыли. Пуговицы от мундиров. Ремни, пряжки. Черепа. Кости. Наконечники от стрел. Парочка ржавых мушкетов. Монеты. Саблю я себе оставил. Хорошая штука! Сколько в земле пролежала, а не сгнила!
— А сколько пролежала?
Макс пожимает плечами:
— Лет тридцать или около того. Думаю, со времен Граттанова побоища. Может, самого Джона Граттана сабелька. И пожар пережила, красавица. Целёхонька! Отчистим, заблестит…
Суконка возобновляет движение по клинку.
— Ты, Малыш, хороший парень. Я на тебя зуб не точу. А за лоботрясами своими приглядывай. Мои ребята нынче злые, ясно? Если что не так, могут и рёбра кое-кому пересчитать.
— За твоими тоже глаз да глаз нужен. Мне мордобой ни к чему. Мы вас охранять приехали, а не драться. Ты своим за работу платишь, город моим — за охрану.
— Охра-а-ана, — издевательски тянет Макс. — Ну, всё, теперь засну спокойно. За пригоршню долларов меня от самого дьявола защитят! Ура мистеру Киркпатрику!
Это да, отмечает Джош. Фредерик Киркпатрик — не тот человек, который станет бросать деньги на ветер! В открытое нападение индейцев Джош не верит. Верит ли в это Макс? Напомнить ему, что ли, как его братья дружно орали: «Это краснокожие! Точно, краснокожие! Пусть только сунутся!»?
Открыть рот Джош не успевает. Над котлованом разносится звонкий голос МакИнтайра-младшего:
— Сэр! Трое верховых, сэр!
4
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
Он едет по Мэйн-стрит — бледный всадник на сивом коне.
Рут следит за ним с веранды Гранд-отеля. Перед ней с Пирсом только что поставили напитки: отчиму — пиво, Рут — кофе. С кухни несётся одуряющий запах: там жарят рыбу. Рот полон слюны. Еду скоро подадут: свежую форель, сбрызнутую лимонным соком.
Заказ сделал Пирс. Рут не возражала.
Она удивлена своей покладистостью. Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! Она даже не стала перечить отчиму, когда тот начал сыпать проклятиями. Молчала, смотрела поверх перил. Молчит и сейчас, вдыхает кофейный аромат. Глядит на всадника, который минутой раньше въехал в город. Что ей в этом всаднике? Сейчас он скроется за домами — или свернёт на Ривер-роуд, и тогда Рут не потеряет его из виду.
Надо же чем-то занять себя? Пусть будет всадник. Всё лучше, чем грызть ногти. Дурная привычка приводила маму в бешенство. Отец, напротив, относился к этому снисходительно. Дядя Том сам грыз, бывало.