Рут, милочка, о чём ты думаешь?!
Ночью ей снились китайцы. Расположившись внутри бумажного фонаря, сделанного в виде двухэтажной усадьбы, семейство Ли музицировало. Бакалейщик с женой играли на рояле Шопена в четыре руки. Рут точно знала, что это Шопен, хотя Шопен никогда не писал регтаймы. Горбатый тесть — Рут уже выяснила у доктора Беннинга, что старик является отцом миссис Ли — солировал на банджо. В обычной жизни занятия такого рода вряд ли были свойственны китайцам, но сон есть сон. Рут слушала, принимая всё как должное. Четвёртым в этом азиатском квартете был демон Мо-Гуй — слепец, похожий на тапёра из «Белой лошади». Виртуоз, он водил смычком по струнам виолончели. Когда Рут поняла, что корпусом виолончели служит живая женщина без рук и ног, а струнами — набухшие от крови вены, Шопен превратился в какофонию.
Проснулась Рут с головной болью.
— Безответственность! Скажу больше, преступная халатность…
Отчим бушует. Судя по убитому виду Красавчика Дэйва — хрупкий слоняется по улице туда-сюда — Красавчику уже досталось на орехи. Похоже, Дэйв уволен, но ещё не до конца поверил в это. Стрелок с такими рекомендациями, какие Пирс даст своей безответственной — преступно халатной! — охране, может забыть про выгодные контракты.
Зря я вообще согласилась, вздыхает Рут.
Ей-богу, зря.
— Миг промедления мог стоить мне жизни! Уверен, они собирались меня пытать! Краснокожие славятся своими ужасными пытками! Хорошо, родственные узы для тебя ничего не значат. Хорошо! Но обязанности, определённые договором с работодателем?!
Приносят рыбу. Рут отламывает плавничок, суёт в рот. Родственные узы, думает она. Моя беда, мой крест. Не будь ты вторым мужем моей матери, ты бы просто разорвал контракт, и всё. Мне бы не пришлось выслушивать твои бездарные монологи. А так я получу сполна: и монолог, и разорванный контракт. Надеюсь, второе утешит меня после первого?
Она чувствует себя виноватой. Иначе давно встала бы и ушла.
— Есть люди, для которых это — дело чести. К сожалению, ты не входишь в их число…
Всадник сворачивает на Ривер-роуд. Подъезжает к Гранд-Отелю, спешивается, захлёстывает повод вокруг столба. Столб безуспешно притворяется колонной — у владельца гостиницы большие запросы и скверный вкус. Когда всадник делает шаг к перилам, за которыми расположились Пирс и Рут, становится ясно, что он действительно очень бледен. Это, должно быть, от природы. В остальном всадник напоминает ремень из дублёной кожи.
Очень длинный ремень. Футов шесть, если не больше.
— Прошу прощения, мэм. Прошу прощения, сэр. Вы позволите задать вам один вопрос?