К обеду спустились к узкой речушке Шулуй, бравшей начало на востоке и протянувшейся почти до самых земель полян. Тут и ждала часть хазарского отряда, который Тамир оставил для надёжности, если бы что не так пошло в стане князя. Упреждённые дайчанами, которых Тамир ещё у Полесья отправил вперёд упредить кочевья о возвращении его, уже ждали их. Менгер, правая рука войска Тамира — старший из гунов, хоть и дальний по крови, но приходившийся ему по третьей ветви братом не только по оружию — смотрел на приближавшийся отряд, взор навострив.
— А это кто? — удивился было Менгер, изламывая разлёты тёмных бровей, когда из кибитки выглянула Огнедара, кутаясь в меха зябко, верно, полюбопытствовать, а следом маленькая пустельга, которая, видимо, тоже не удержалась. От вида её кровь хлынула по жилам, опаляя жаром голову. Она обвела взглядом отряд и вздрогнула, наскочив на взгляд Тамира, на лице её чуть бледном не было испуга, только губы плотно, строго сжались, и птичка вновь назад в кибитку нырнула с глаз. — Я смотрю, ты не зазря наведался к полянам, Тамир, — сжал плечо и тряхнул Менгер, — уж не терпится узнать, князь ли тебе такой подарок сделал?
— По дороге расскажу, — пообещал Тамир, не стал упираться и скрывать того, что каждый воин знал в отряде.
Глянул в сторону, где только что видел Вейю, а теперь буравил стенку кибитки.
Переговорив и обсудив дорогу — к вечеру должны прибыть к первому становищу — не стали долго толпиться на берегу, двинулись вдоль реки, чтобы скорее уж добрать до кочевья и разбить стан прежде, чем польёт, потому как накрапывать помалу стало. Да и дороги не сильно спокойные, хоть с такой ратью Тамиру остерегаться нечего, да всё же не хотелось больше задерживаться, если всё же наскочит кто. Как и думал Тамир, до первого кочевья добрались, когда поблек окоём, погружая просторы в стылое багряное зарево. Куар будто услышал мысли воинов, не стал шибко бушевать — уступил, уплыл за окоём чёрными тучами, оставляя на небоскате свои хвосты рваными сизыми облаками, в прорехах которых виднелся пронзительно синий в это время года небосвод, являя чистый, умытый дождём лик Тенгри.
Всё высматривал дымившееся кострами кочевье Барайшира — друга давнего отца. Послал ещё двоих дайчан на тот случай, если тот вдруг ошибся, в какой день ждать Тамира. Кангалы успели навести беспорядок по всей степи, что многие мелкие семьи ближе к горам перекочевали, хоть до зимовья ещё было далеко. И как только взвились из-за очередного холма седые струи дыма, Тамир подогнал пятками коня не потому, что вытрясла дорога, а потому что хотелось взглянуть на пустельгу хоть мельком, коснуться её взглядом, будто вёз что-то ценное, как из редкой стали палаш, то, что бередило его и будоражило всю дорогу, а сейчас в нетерпении будто пребывая, что с Тамиром не было никогда. Оживились и воины, пусть привыкшие к переходам долгим и дальним, а всем хотелось уже брюхо набить да оказаться возле костров, бока обсушить. Не успели оказаться на урочище хазарском, как уже набежал из жилищ тёплых надёжных и остальной люд, взволнованный приездом сына кагана, встречая прибывший из Полесья отряд: несмотря на моросивший дождь, собирались возле кибиток детвора и женщины, любопытствуя, когда оттуда показались девушки-полянки — для них диковина редкостная. Только одна из них не спешила носа казать наружу.