— Ты это уже говорила… — припомнил ей асс.
— Не приближайся! — попыталась она заслониться от меня руками.
Я же просто переместился к ней, вывернул запястья одной рукой, и впился ей в рот. Творцы Веера, с каким бы наслаждением я бы устроил сейчас себе маленький праздник плоти.
За какие-то секунды ее холодный рот наполнился моим жаром, но вырываться она не перестала. Прикусила меня за язык до крови, что возбудило еще больше. У меня едва колени не подогнулись от волны желания. Взять ее прямо тут!
Чего мне стоило унять магию в себе и не наклонить пару прямо здесь, у стены с безголовыми остатками врага? Знают только Боги!
Моя мать никогда не приближалась к отцу после Казни. Как и все пары Мастеров не касались своих избранных, пока кровь не успокоится. Инга знала об этом, не могла не знать, ведь читала Закон. И я ей не раз говорил, но опять, в очередной раз, она решила не услышать моих слов.
Захотелось ее наказать, наказать так, чтобы впредь каждое мое слово она видела, как единственно верное, как истину. Ударить, ощутить ее кровь на своих пальцах…
Я отстранился от Инги, потряс головой и утер кровь. Укусила она меня изрядно, так что и ее лицо сейчас было в моей крови.
— Чем ты слушала, когда я говорил, чтобы тебя не было рядом, если я выношу Приговор?
— Зачем ты это сделал, Влад? Зачем так? — решила она не заметить моего вопроса.
— А как? Отпустить их с миром? — разозлился я, повышая голос. — Они убили меня, Инга!
Она перевела взгляд на обезглавленный труп на цепях, потом снова посмотрела на меня, и уже затем посмотрела на голову волчицы в углу у двери.
— Ты бы желал, чтобы мою голову так же тебе показали? — спросила она.
Я расхохотался.
— Ты ненавидишь меня, но не тех, кто пустил бы тебя по кругу? Может мне рассказать, что они планировали сотворить с женой Мастера? Как ты смеешь проявлять жалость к предателям?!
Инга молчала, глядя на меня.
— Ты убьешь их всех? — спросила она, пока я отмывал руки в бочке с водой.
— Да.
— И даже детей и женщин? — снова вопрос.
Асс во мне зашелся в приступе гомерического хохота, а я позволил себе лишь легкий оскал.
— Ну давай подумаем, милая, — начал я. — Судя, потому что я узнал, в заговоре участвуют больше сотни волков. Две полноценные стаи. Уверен, что когда я обзаведусь целым курятником птичек, то узнаю еще много имен. Как тебе кажется, две-три стаи — это много или мало? Все или нет? И с какого возраста вести счет детства? Эта птичка с десяти слышал разговоры родни о том, что меня нужно прикончить. В десять лет, милая, он уже впитывал, что я — зло.