Ещё до заключения под стражу я сумел собрать нужный компромат на Евстигнеева, а заодно и на Лебедева, с которым они зачастую промышляли в паре, и передал его Хмелю. Но, как оказалось, всё это было впустую. Мои действия не помогли брату, я зря потратил время на Вику, зря собирал улики на отца Бэмби и её несостоявшегося свёкра. Меня лишь слабо успокаивала уверенность Хмеля, что вскоре подполковник и судья повылетают со своих тёплых мест, а возможно, даже окажутся за решеткой. Только тогда я ещё не знал, как далеко распространяется власть Хмеля. Я видел документы, расписки, даже аудио- и видеозаписи, подтверждающие, что они подменяли улики, сажали кого надо, а кого не надо – отпускали за приличное вознаграждение, и многие знакомые мне зеки по сравнению с ними показались невинными созданиями.
Все действия, совершённые за спиной Ульяны, были грязными и подлыми, и я отлично это понимал, и знал, что в нашем маленьком городке когда-нибудь ей всё же станет известна правда. Только не мог предположить, что этого ей будет достаточно, чтобы выстрелить в меня в упор.
Тогда, в заключении, мне оставалось надеяться, что с ней всё будет хорошо, но моя собственная судьба была слишком неопределённой, чтобы я мог даже мечтать увидеть её ещё когда-нибудь. Я не хотел портить её жизнь бесплодными надеждами, поэтому рассчитывал, что дистанция между нами ей поможет.
– Ко мне заявилась девушка, уверяла, что у неё была с тобой связь, – начала мать, заставив меня всего подобраться и внимательно слушать. – Не знаю, почему она вдруг решила, что я могу ей в чём-то помочь.
Мне хотелось растормошить мать, взять за плечи и вытрясти из неё всю эту дурь из розовой блестящей пыльцы, которой были покрыты её мозги и длинные ногти, чтобы она в конце концов начала говорить по-человечески. Но она продолжила своим томным голосом и с вечными ужимками, будто хотела очаровать кого-то из окружавших нас подсудимых и надзирателей. Я давно понял, что мать никого кроме себя не любит и её благополучие стоит у неё на первом месте, а детей она завела, чтобы удержать богатого мужа.
– Она сказала, что ты ей должен денег. Планировала уехать из города, – пожала мать плечами безразлично и, изогнув насмешливо брови, добавила: – Наверняка с мужиком.
Я дёрнулся, как от удара, и замер. Мать смотрела мне прямо в глаза, и причин ей не верить у меня не нашлось. Зачем ей о таком врать? В ушах шумело от боли, и я начертил на листочке Ульяне короткое сообщение, хотя желание было только одно – придушить её. Не мог поверить, что она так скоро сумела меня забыть. Так легко нашла себе другого.