– Я потерялась.
Обнимаю её, ощущая, как медленно тело покидает напряжение, страх, сменяясь злостью, слабостью и тянущей болью в районе пулевого ранения, о котором я успел позабыть, пока шарил по лесу.
– Я убью тебя, – угрожаю севшим, шершавым, как наждачная бумага, голосом.
– Хорошо, только можно там, где тепло? – шмыгает носом, должно быть поняв, что ночной лес представляет куда большую опасность, чем нахождение в непосредственной близости от преступника.
– Идти сможешь? – поднимаюсь и её поднимаю, осматривая. Она, кажется, на удивление быстро пришла в себя, отличница, не пропускавшая в школе уроки безопасности жизнедеятельности, знает, как спастись от мороза, но не способна ориентироваться на местности. Так и ходила бы кругами вокруг домика.
Ульяна кивает, и, не смотря на неё, я поворачиваюсь и направляюсь к дому. Мои шаги быстрые, широкие, девчонка еле поспевает за мной, но лучше так, чем я сверну ей шею за проявленную глупость. Пальцы горят, кожу на подушечках покалывает от потребности её придушить. Слышу, как под её торопливыми шагами трещит снег, догадываясь, что она перепрыгивает по оставленным после меня следам в снегу, тяжело, запыхавшись дыша.
Не помню, когда последний раз в этой жизни был так напуган, страх затопил разум, оглушил и полностью лишил присущего мне хладнокровия. Надо избавляться от этой напасти, от девчонки одни беды. И мне, и ей.
Когда среди деревьев забрезжил свет фонарей, освещавших крыльцо, я понял, что силы мои на исходе. Всё чаще в глазах мелькали звёздочки, их становилось всё больше и больше, и, когда за мной захлопнулась дверь, я сполз по ней спиной, не в состоянии более сделать ни одного движения. Звёздочки потихоньку начали заполнять собой всё, пока не превратились в белое полотно под моими веками. Ещё чуть-чуть, и меня вырубит.
Слышал плеск воды в ванной. Должно быть, Бэмби забежала туда отогревать окоченевшие конечности, и, пока она находилась в другой комнате, часть сил успела вернуться ко мне. С трудом поднялся, избавился от куртки и обнаружил то, чего опасался, – рана открылась, кровь пропитала одежду. Кинув на пол испачканный свитер, уставился на наложенную хирургом повязку, со стороны входа пули она была полностью в крови, убрав пластырь, обнаружил печальное зрелище разошедшихся швов. Со стороны выхода всё было куда лучше, кровило, но несущественно.
Не хотел использовать здесь телефон, ещё на подъездах к дому вырубал его и никогда не звонил отсюда, чтобы меня не запеленговали по сотовым вышкам. Мне требовалось пристанище, о котором никто не мог знать.