Что за конь у меня,
Что за ноги у коня,
Это мой жеребец!
А его отец правил лошадью, очень довольный своим Эмилем. Правда, мальчик чуть не до смерти напугал фру Петрель и переполошил весь Виммербю своими проказами и фейерверком, но разве он не добыл даром коня? Это с лихвой искупало все его грехи. «Нет, такого мальчугана не сыщешь во всей Лённеберге. Не сидеть ему на сей раз в столярке, уж точно!» – думал отец.
Впрочем, хозяин Катхульта был в превосходнейшем расположении духа, может быть, ещё и потому, что как раз перед самым отъездом повстречал своего старого знакомого, который угостил его бутылочкой-другой доброго пива «Виммербю». Папа Эмиля не любил пиво, но уж тут никак нельзя было отказаться: пивом-то угощали даром!
Папа Эмиля молодецки щёлкал кнутом, погоняя лошадей, и без устали твердил:
– Едет по дороге сам хозяин Катхульта… сте-е-епенный че-еловек!
– Охо-хо-хо-хо, – вздохнула мама Эмиля. – Ладно ещё, что ярмарка бывает не каждый день. Как всё же хорошо вернуться домой!
У неё на коленях спала маленькая Ида, крепко зажав в кулачке подарок с ярмарки – фарфоровую корзиночку, полную алых фарфоровых розочек, с надписью «На память о Виммербю».
На заднем сиденье, положив голову на руку Альфреда, спала Лина. Рука Альфреда совсем онемела, потому что голова Лины навалилась на неё всей тяжестью. Но всё же, как и его хозяин, Альфред был бодр и в самом лучшем расположении духа. Обратившись к Эмилю, гарцевавшему рядом, он сказал:
– Завтра весь день буду возить навоз. Вот будет здорово!
– Завтра буду скакать на коне весь день! – сказал Эмиль. – Вот будет здорово!
Когда они проехали самый последний поворот дороги, то заметили свет. Это горел огонь на кухне дома в Катхульте – Крёса-Майя поджидала их с ужином.
Может, ты думаешь, что Эмиль, добыв коня, перестал проказничать? Как бы не так! Два дня скакал он на Лукасе, но уже на третий день, стало быть третьего ноября, принялся за старое. Угадай, что он натворил… Ха-ха-ха, не могу не смеяться, вспоминая об этом. Так вот, Эмиль в тот день… нет, стоп! Молчок! Я обещала его маме никогда не рассказывать, что он натворил третьего ноября. Ведь, по правде говоря, как раз после этой проделки жители Лённеберги собрали деньги, чтобы отправить Эмиля в Америку. Понятно, маме Эмиля вовсе не хотелось вспоминать о том, что тогда произошло. Она даже ничего не написала об этой проделке в своей синей тетради, так что с какой стати мне рассказывать об этом! Нет, не буду, но зато ты услышишь, что выкинул Эмиль на второй день Рождества.


До Рождества нужно было пережить ещё туманную, дождливую и тёмную осень. Осень – довольно грустная пора где бы то ни было, а в Катхульте и подавно. Под мелким, сеющим дождём Альфред шагал вслед за быками, вспахивая лоскутки каменистой пашни, а за ним по междурядью семенил Эмиль. Он помогал Альфреду понукать быков, которые были донельзя упрямы и никак не хотели взять в толк, для чего надо пахать. Темнело рано, Альфред распрягал быков, и все они брели домой – Альфред, Эмиль и быки. Альфред и Эмиль вваливались на кухню прямо в сапогах, облепленных комьями грязи, чем выводили из себя Лину, которая тряслась над своими выскобленными добела полами.