Новые проделки Эмиля из Лённеберги (Линдгрен) - страница 39
– Ну и дела. Теперь, Альфред, надо помочь Командорше, тащи лестницу!
Наконец в волчью яму спустили лестницу. Старостиха с громким плачем выбралась наверх и бросилась наутёк, только пятки засверкали. Никогда в жизни ноги её больше не будет в Катхульте! Но прежде чем старостиха скрылась за холмом, она обернулась и крикнула:
– Колбаску взяла я! Прости меня, Господи, но под Рождество я совсем запамятовала про это! Клянусь, что запамятовала!
– Хорошо, что ей пришлось посидеть здесь часок и вспомнить про свои подлости, – сказал Эмиль. – Видать, не такая уж глупая выдумка эти волчьи ямы.
Командорша неслась вниз с холма во весь дух и порядком запыхалась, когда наконец добежала до богадельни. Все её старички и старушки спали в своих завшивленных постелях, и Командорша ни за что на свете не рискнула бы теперь потревожить их сон. Она кралась по дому неслышно, словно призрак, чего никогда раньше не делала. Они все до одного были целы и невредимы. Она пересчитала их, как овец: Дурень Юкке, Калле Лопата, Юхан Грош, Придурок Никлас, Пройдоха Фия, Кубышка, Виберша и Блаженная Амалия – все были здесь, она всех их видела. Но вдруг она увидела ещё кое-что. На столике возле постели Блаженной Амалии маячило… о ужас! там маячило привидение! Конечно, привидение, хотя оно и было похоже на поросёнка. А может, это оборотень стоял и глазел на неё своими жуткими белёсыми глазами?
Слишком много страхов выпало на долю Командорши за один день, и сердце её не выдержало. Она со стоном рухнула на пол. Так она и лежала, словно убитая, пока солнце не заглянуло в окна богадельни.
Как раз в этот день родственники из Ингаторпа должны были приехать в гости в Катхульт. Но вот беда, чем же их потчевать? Разве что свежепросоленным шпиком, сохранившимся в бочонке в кладовой, да жареной свининой с картошкой и луковым соусом – свининой, которую не стыдно подать на стол самому королю, случись ему заехать на хутор!
Но когда вечером мама Эмиля записывала в синюю тетрадь историю того дня, надо признаться, она была очень огорчена, и листки бумаги по сей день хранят расплывшиеся кляксы, словно над листками этими кто-то плакал.
вывела она заголовок. И потом:
Сиводня он целый день просидел в столярке, бедный рибёнок. Конечно, он мальчик благачистивый, но порой, сдаётся мне, он малость не в себе.
А жизнь в Катхульте шла своим чередом. Минула зима, и наступила весна. Эмиль частенько сидел в столярной, а всё остальное время играл с маленькой Идой, ездил верхом на Лукасе, возил в город молоко, дразнил Лину, болтал с Альфредом и выдумывал всё новые и новые проказы, которые делали его жизнь богатой событиями и разнообразной. Так что к началу мая он уже вы́резал не менее ста двадцати пяти деревянных старичков, красовавшихся на полке в столярке! Что за мастер был этот ребёнок!