На всех остановках я независимо уходил курить подальше от автобуса, подчеркивая, что не хочу быть рядом с ней. Больше всего теперь меня злило ее высокомерно-снисходительное ко мне отношение. Тоня не скрывала, что наблюдает за мной. С ее губ не сходила ироническая усмешка. Это злило меня еще сильнее, просто распаляло. И все же какая-то непонятная сила влекла к ней. Иногда, забывая обо всем, смотрел на ее смуглое лицо и любовался ею.
В городе на конечной остановке у автобусного вокзала, когда я стоял у двери, пропуская пассажиров, Тоня, выходившая последней, задержалась.
— До чего же вы, такие чистенькие, бываете противны... Словно по лицу хлестнула.
Она медленно спустилась по ступенькам автобуса и ушла, не оглядываясь.
Даже Голубев заметил что-то неладное между нами.
— Поссорились что ли? — спросил он удивленно.— Из-за чего? Или что позволил себе лишнего?
— Не болтай пустое,— сердито ответил я.
10
В тот вечер в гараже проходило производственное совещание водителей дальних линий. Продолжалось оно порядочно. К тому времени, когда мы расходились, над городом сгустились сумерки, улицы зашумели вечерней жизнью. До моей электрички оставалось еще много времени, и я, чтобы не торчать на вокзале, двинулся пешком.
Главная улица областного города — сплошная тополиная аллея. Фонари едва виднелись сквозь густые вершины. Скамейки почти все заняты парочками и компаниями. Слышались веселые голоса девушек и парней, где-то тихонько согласно бренчали гитара и мандолина, подлаживаясь к поющим голосам.
У самого выхода из аллеи женский голос неожиданно позвал меня.
На скамейке сидела Тоня. Одна.
— Домой? — спросила она.— Присядь... Или очень торопишься? Посиди хоть пять минут.
Тон самый обычный. Словно между нами ничего не произошло. Что-то заставило меня присесть.
— Продолжаешь злиться? — спросила Тоня.— Забудь вчерашний разговор. Сама не знаю, что со мной случилось. Распустила нервы, начала пороть всякую чепуху. У женщин это случается.
Сейчас мне показалось, что голос Тони звучит не очень уверенно и от нее слегка попахивает вином. Вспомнились слова Ленки о встрече с пьяной Тоней, да и рассказ отца о ее шумной и непутевой жизни до приезда Константина Григорьевича. Значит, все правда? Я внимательно посмотрел на нее. Мы встретились взглядами. Она молчала, словно ждала моих слов. Потом отвернулась.
На той скамейке, где бренчали гитара и мандолина, запели громче. Слова песенки отчетливо долетали до нас.
Из окон корочкой несет поджаристой,
За занавесками мельканье рук,
Здесь остановки нет, а мне — пожалуйста! —