— А ты! Чем занимаешься? Гоняешь автобусы. Бессмысленно тратишь дорогое время, черт бы тебя подрал! — выругался в мой адрес Павлик, хлопнув себя по коленам.— Как долго собираешься вести такой образ жизни?
— Можешь ты меня оставить в покое? — попросил я его и поднялся с раскладушки.— Честное слово, оставь меня и возьмись за воспитание кого-нибудь другого, более податливого.
— Продолжаю верить, что ты еще не совсем безнадежен,— сказал Павлик.
Видимо, его трубный глас дошел до Ленки и Кати, и они поспешили к нему.
Гулко хлопнула с размаху брошенная калитка. Мы все оглянулись. Во двор, прихрамывая, входил Базовский. Выглядел Константин Григорьевич чрезвычайно встревоженным. На нас едва взглянул.
— Дома отец? — спросил он отрывисто, не здороваясь.
— У себя,— сказала Ленка.
Размахивая палкой, Константин Григорьевич торопливо пересек дворик и скрылся в доме. Все переглянулись.
— Что с ним? — сказал Павлик.
У меня же вдруг защемило сердце. Я подумал, что внезапный приход встревоженного Константина Григорьевича, может быть, связан с Тоней. Неужели ему стало что-то о ней известно?
На крыльце показался отец.
«Так и есть»,— подумал я.
Константин Григорьевич сидел на диване в большой комнате. Мне не понравилось его мрачное лицо с сердито нахмуренными бровями. Отец с виноватым видом доставал из шкафа одну из своих заветных бутылочек.
— Никак не подозревал, что скроешь от меня такое,— встретил упреком Константин Григорьевич.
Я вопросительно посмотрел на отца.
— Рассказывай теперь,— разрешил он.— Ну, что с Антониной встречаетесь. Ему все известно.
— Так это правда? Работаешь с ней вместе? — спросил Константин Григорьевич.
Я подтвердил.
— Почему? — недоуменно воскликнул Константин Григорьевич,— Не могла найти лучше места?
— Говорила, что были места и лучше, но ее не прописывали.
— Ах, бедовая...— горестно сказал Константин Григорьевич. - Что же она ко мне-то не пришла? Устроил бы с работой. Есть же у меня хорошие друзья, помогли бы. Проезжает она через Крутогорск?
Я кивнул.
— А!..— Его лицо болезненно искривилось.— А зайти не хочет. Гордячка! Даже не написала. Почему? Чем уж так сильно обидел? Как хоть она выглядит?
— Хорошо.
— А как живет? — Он пристально смотрел на меня, — Одна? Не знаешь?
— Кажется, одна,— успокоил я.
— Почему же молчал? Почему сразу не пришел и не сказал? Ведь я отец ей.
— Так Тоня просила...— Своего отца мне не хотелось выдавать.
— Но почему? Разве я враг ей? — Он недоуменно развел руками.— Все у нее вкривь и вкось... Вдруг исчезла... Не сочла нужным толково сказать... Теперь... Опять появилась... Молчит... Как же она устроилась? Где живет? Комната у нее или угол?