— «Женское благоразумие», — повторила Иларис удивлённо. — И говорите, это всегда было так?
Мачеху она помнила еле-еле, никакого зла от неё не видела. Спокойная и действительно донельзя благоразумная женщина.
— Эли, где ты это взяла? — просила она у сестры, которая теперь следила за ней напряжённым взглядом.
— Я его хранила, вместе со старой куклой, — призналась Элина. — Ты сама поняла, что это мамин. Вчера я показала его тёте Чарите, и…
— И?..
— Ничего. Она удивилась, что я его не ношу. Это же мамин. Я решила носить. Действительно, почему нет?
Тётушка-баронесса стояла в стороне и всхлипывала, поддерживаемая одной из дам, и прижимала к лицу платочек — переволновалась за любимицу. И опять без неё не обошлось! Хотя конечно, плохого она не хотела, кто спорит…
— Да, Эли. Просто не надо было прятать, и следовало отдать Торну на проверку. Не волнуйся, получишь обратно в том же виде, — она протянула подвеску своему колдуну. — Торн, я хочу знать всё об этом амулете и его особенностях.
— Именно так, миледи, — графский колдун снисходительно улыбался. — Мастеру Торну следовало учесть особенности, всего лишь. Опасности нет, миледи. Лучше дать леди Элине отдохнуть. И на охоту этот артефакт надевать не стоит. Рекомендую пока снять с леди всю защиту и надеть что-то совсем простое. Могу предложить…
— Не нужно! — решительно отказался Торн. — У меня есть всё, что нужно. Мастер, благодарю за поддержку, — он почтительно поклонился коллеге.
По его тону и напряженной позе Иларис поняла: почтительность как положено, но доверие — другая песня.
Иларис не любила такую охоту. Соколиную — другое дело. На родине, в Предгорьях, в каждой усадьбе держали соколов. Здесь поначалу было не до того, а потом не захотелось. Но гоняться за зверем толпой, да ещё со сворой собак — так себе удовольствие. Хотя против охоты вообще ей трудно было возразить, потому что егеря регулярно пополняли дичью столовые запасы Несса, и ещё мясо кабанов, оленей и кроликов, а также разнообразной птицы продавалось в городе, отчего неизменный серебряной ручеёк тёк в графскую казну. Но это другое…
Иларис любила долгие прогулки верхом, там ей хватало удовольствия и без азарта и скачки за несчастным зверем. Но мужчины есть мужчины, им это нужно — с азартом, собачьем лаем, визгом и кровью. Далеко не все дамы участвовали непосредственно в гоне и в последнем эпизоде охоты, в случае с кабаном это было всякий раз одно: дядя Эрвик спешивался, ему подавали тяжёлую, его личную рогатину, которая в остальное время висела на почётном месте в Охотничьем зале Несса, — и он выходил один и убивал обезумевшего от ярости и безысходности, покусанного собаками зверя. Иногда он уступал эту желанную и опасную роль кому-то из почётных гостей, лорду-лесничему или министру Кани, например. Иларис всегда беспокоилась, ведь дядя Эрвик уже не молод, а кабан — зверь непредсказуемый и невероятно сильный. Но до сих пор обходилось.