До камина было всего три шага. Целых три шага. Тонкий лен между телами был неудобным и бесполезным, словно парадные латы. А она терлась об него бедрами, текла и дрожала.
— Сейчас, маленькая, — шепнул он, опуская ее вместе с одеялом на пол перед огнем. — Сейчас будет тепло.
Она поднялась на локтях, склонила голову набок. Смотрела во все глаза, как он развязывает подштанники, роняет их на пол. И лицо у нее было совершенно растерянное, немного испуганное, и почти счастливое. Странная, демоническая смесь.
Он опустился на колени рядом, провел ладонью по груди, животу, накрыл рыжие завитки. Шрамов было почти не видно, только едва заметные росчерки теней. По этим теням можно было прочитать ее историю: стрелы, мечи, чьи-то когти и зубы. Создатель, всего год! Год без него — и целая книга шрамов.
Она завозилась под рукой. Дернула плечами, поджала ноги. Сглотнула, потянула к себе угол одеяла.
— Они мерзкие. Уродливые. Рубцы. Не надо… смотреть.
Покачав головой, он вынул из ее руки край одеяла и улыбнулся.
— В тебе нет ничего уродливого, Дани. Ты прекрасна. Ты сама не понимаешь, как ты прекрасна.
Ладонью провел по напряженному бедру, по колену, заставил ее выпрямить ноги и лег рядом, коснулся губами плеча — там, где пересеклись два клинка.
Она недоверчиво фыркнула. Извернулась, убирая плечо, подставляя губы.
Потянулась ближе, заплела пальцы в его волосы, мурлыкнула вопросительнотребовательно. Лизнула угол рта. Получилось сухо, как будто у нее пересохло в горле, и шершаво. Снова в груди защемило, захотелось спрятать ее, укрыть собой и не отпускать, не показывать никому.
Притянув ее ближе, еще ближе, Логейн ответил на неуклюжую ласку — губами, руками, всем телом. Голова кружилась от пьяного запаха, от ее стонов, от ее похожести… эти шрамы, мозоли на ладонях, сделали ее вдруг совсем понятной и близкой. Такой же, как он. Воином.
Он объяснит. Непременно. Потом. А сейчас — сейчас она ластится, царапает спину, ждет…
— Ло… — выдохнула ему в плечо и прикусила кожу, совсем легко, так, что его прошила судорога. — Пожа…
Договорить, — достонать, — он не дал. Захватил ее стон ртом, подмял ее под себя, раздвинул бедра коленом и, зажмурившись до алых кругов перед глазами, рывком втиснулся внутрь.
Вскрик боли, почему-то очень похожий на стон наслаждения, он тоже поймал ртом. Замер, опершись на локти — не раздавить бы, и шепнул в губы:
— Дани?
В ответ она укусила его за губу и дернулась навстречу, словно в атаку
Дани не спалось. Логейн, кажется, уснул уже давно — вот только перенес ее обратно на кровать, улегся рядом, обнял поверх одеяла — и расслабился, задышал ровно и глубоко, и наверняка видел какие-то хорошие сны. А она все лежала неподвижно, смотрела в потолок и старалась сосредоточиться. Что-то же было не так, что-то тревожило, не давало заснуть. Сосредоточиться тоже не получилось, мешало — странное приятно-тягучее внизу живота, ощущение руки на плечах, на бедрах, жестких губ — на шее, отзвук то ли рыка, то ли стона. Мешал запах — остывающей золы в камине, роз, крови, пота и семени. И еще саднило между бедер, как будто после первой поездки верхом.