Главное: не думать про Ракуна. Вообще не думать про окружающий мир и суровую реальность, а представлять себя… ну, например Человеком-Муравьём в канализации.
А что? Ему тоже приходилось друзей из тюрьмы вытаскивать!
Вода заполняла трубу примерно наполовину, так что воздуха внутри было более чем достаточно. Правда, пах он тиной, затхлостью и рыбой (иногда дохлой), так что преодолеть первое препятствие хотелось побыстрее.
Не получилось: внутри обнаружился ещё один винт, причём вставший не очень удачно. Лопасти перегорородили проход так, что протиснуться между ними и стеной никак не получалось, надо было либо подныривать, либо перелезать.
Нина потрогала скользкий от грязи и ила металл и решила, что нырять будет проще.
Жалко, очки для плавания не взяла. А ведь хотела!
Открывать глаза в воде (особенно такой мутной) она так и не научилась, поэтому пришлось вслепую. Набрала побольше воздуха, погрузилась на самое дно (глубины было метра два, не больше), сделала несколько гребков и, оттолкнувшись ногами, вынырнула на поверхность.
И сразу же саданулась лопаткой о край лопасти.
Не рассчитала.
Да, Человеку-Муравью всё-таки проще приходилось, у него костюм был, шлем и всякие технические примочки, а у неё только старый купальник и инвентарь родом из магазина игрушек. И немножко из туристического.
Ссадину пощипывало, и Нина пыталась не думать, сколько микробов скопилось в трубе за время её существования. В конце концов, не болото же, а вполне проточная вода. В ней мальки плавают.
Но боевое настроение испарилось, как ни бывало.
Страшно не стало. Просто нахлынуло осознание, куда она лезет и что собирается сделать. И что им всем грозит, если она (именно она!) облажается. Особенно учитывая, что она теперь тоже сотрудник разведуправления, а не случайный человек из дальних витков.
Тишина и темнота позитива мыслям не добавляли, да и вода по мере продвижения вперёд становилась всё холоднее. А Ракун, на которого можно было бы отвлечься, сидел где-то бесконечно далеко.
Хотя не самом деле не так уж далеко, на чердаке одного из домов, соседствующих с тюрьмой. Волновался и ждал сигнала.
Нина вспомнила, как он смотрел, когда она рассказывала свой план.
Не глазами, но всё равно смотрел. Ловил каждое слово. Держал за руку.
Не запрещал. Хотел запретить, конечно. Это чувствовалось в каждом его движении, в каждой наглой ухмылке, в каждой неловкой паузе.
Но всё-таки смог отпустить. И теперь совершенно невозможно стало его подвести.
Тоннель кончился внезапно.
Сначала повеяло свежим воздухом, а затем в свете фонаря мелькнула решётка фильтра. Нина доплыла до неё за пару гребков, ухватилась, осмотрелась.