— Тогда ты говорила об этом козле Брейтоне, — упрямо возразила она. — А льесс Купер совсем не такой, он молодой и красивый. Ты можешь в него влюбиться.
— Могу, — согласилась я. — И даже, возможно, выйти замуж, хотя ни о какой свадьбе пока и речи не идет. Но какое отношение это имеет к тебе? Тебя-то все равно буду любить! И мне не нужен мужчина, что потребует от тебя отказаться.
— Правда? А если льесс Купер скажет выбирать? Разве ты не выберешь его?
И чем только забита голова этого ребенка!
— Льесс Купер никогда — слышишь, Мира, никогда! — ничего подобного не скажет. Или он совсем не тот человек, каким я его считаю.
Миранда недоверчиво хмыкнула и повторила настойчиво:
— А если он все же скажет?
— Тогда я выберу тебя. Понимаешь, Мира, мне не нужен муж, не готовый принять меня такой, какая я есть. Требующий что-то изменить, от чего-то отказаться. Неважно, от тебя ли, от мьесси Корс, от службы доставки. Любое подобное требование означает, что он не видит во мне человека, равного себе. А я не собираюсь быть куклой, удобной игрушкой, послушной любой прихоти хозяина. Понимаешь?
Она слушала, широко распахнув глаза и затаив дыхание. Пусть женщины в моем новом мире и пользовались определенной свободой, имели немалые права, но так с Мирандой не говорил ещё никто.
— А как же любовь? — выдохнула она.
— А любовь и означает принятие своего избранника таким, каким он есть, — пояснила я и погладила ее по волосам. — Только на того, кто считается и с твоими желаниями, можно полагаться. И я уверена, что Джервис Купер — именно такой мужчина. Если он и полюбит меня, то не только за красоту. Вот Теодору Брейтону было наплевать, о чем я думаю и что чувствую. Он сам решил за меня, чем я должна заниматься и как себя вести, если стану его женой. Именно поэтому он был мне столь противен, а вовсе не потому, что намного старше и некрасив.
Миранда фыркнула.
— Ну да, он козел, хоть мьесси Корс и ругала меня за это слово. Но, мне кажется, она и сама считает его той ещё рогатой скотиной.
— Не сомневаюсь, — усмехнулась я.
— Но ты меня точно не оставишь? Точно-точно?
Я крепко сжала ее руку и твердо пообещала:
— Никогда.
Миранда вроде бы успокоилась, хотя во взгляде ее, обращенном на меня, я все ещё ловила тревогу. Ничего, со временем убедится, что я сказала ей правду. А вот Николасу Шелдону, наоборот, намеревалась солгать.
На следующее утро после обеда в «Золотой утке» мне доставили новый букет от Красавчика. К нежным светло-розовым розам прилагалась коробка пирожных и открытка, исписанная изящным почерком с завитушками. В самых пафосных фразах Шелдон выражал восторг от нашей вчерашней встречи, писал о том, что очарован моей несравненной красотой и надеется на следующее свидание.