А когда Валерий Борисович ушел, отстегнул медаль, убрал в тумбочку, укрылся до глаз одеялом и стал смотреть на огонь. «Опять один. – Вздохнул. И вдруг встрепенулся: – Да что это я за Володю и Борисыча, как малое дитя за мамкину юбку, цепляюсь? Некогда им так некогда. Своя голова должна быть. И самостоятельность».
Эпилог
– А потом что?
– Что потом… Опять ходил, – блеснул мой собеседник двумя рядами железных зубов. – Отлежался, отоспался, подкормили, витаминами покололи. Окреп немного и с конца января сорок третьего снова пошел.
И в разведку ходил, и связным к партизанам, и к подпольщикам. А куда денешься – на войне без разведки нельзя. Командиру на войне без разведки, все равно, что тебе или мне слепому и глухому остаться. Само собой, осторожничал, без особой нужды на рожон не лез – боязно второй раз под пытки попасть. А так что… Ходил…
Везенье. Конечно, тоже было. И то, что меня за финна считали, помогало. Они ведь к финнам не так, как к русским относились. И на дядю я при случае ссылался, который у финнов полком командовал. Не дядя он мне на самом деле, так, дальний родственник… Но я говорил – дядя, тоже помогало. Одним словом: Бог хранил.
Мы, я и мой собеседник, на вид ему крепко за пятьдесят, а может и шестьдесят уже прозвонило, сидим в моем балке на базе геологической партии. Он числится у нас проходчиком горных выработок, но из-за слабости здоровья вечную мерзлоту и коренники из профиля на сопке не вынимает, а занимается хозяйственной работой. Стеклит окна в балках, навешивает двери, сколачивает топчаны. Но основная его работа – печи. Ремонтирует старые, кладет новые.
База наша расположена хоть и на южном берегу, но довольно-таки северной реки Нижней Тунгуски, любителям кино и литературы более известной как Угрюм-река, недалеко от того места, где впадает в нее речка Кирамки[42]. Названа так потому, что исток свой берет из трех слившихся ручьев. Это километрах в семидесяти вверх по течению от эвенкийской столицы Туры. Днем в середине лета жара здесь может подниматься до двадцати пяти и даже до тридцати градусов, зато ночью, особенно под утро, редко бывает выше плюс пяти. Потому печки в наших балках даже в разгар лета вовсе не прихоть, а возможность жить.
Сейчас мы проводим испытания отремонтированной и оштукатуренной в моем балке печки. И пока огонь ее испытывает, течет наш разговор. Ну, разговор разговором и останется. А труженика полагается угощать за добрую работу.
– По соточке? Да под оленину? – Достаю припасенную к субботним послебанным посиделкам бутылку корейской водки «Сам Бэк» и кастрюлю с вареной олениной.