Эмигрантская его деятельность, продолжавшаяся приблизительно до начала сентября того же года (в сентябре он вернулся в Россию), в достаточной мере дразнила и возмущала петербургские сферы. Не потому, конечно, что последние были осведомлены о его ближайших намерениях, переговорах с Бакуниным и т. п.: все, что Нечаев в этот период конспиративно предпринимал за границей, оставалось, по всей вероятности, тайной для них. Но правительство на каждом шагу сталкивалось с его энергичною агитационной деятельностью здесь же, в пределах России. За короткий промежуток времени, например, с марта по конец августа 1869 г., в одном только петербургском почтамте были задержаны 560 прокламаций на имена 387 лиц[1]. Цифра для того времени внушительная. А на большинстве из них красовалась подпись: «Ваш Нечаев». Те же из прокламаций, на которых отсутствовала его подпись, трактовали приблизительно о тех же явлениях текущей русской жизни или затрагивали те же политические темы, что и «нечаевские», так что авторство и распространение их, естественно, приписывались тому же Нечаеву. По официальному определению, в прокламациях этих «всякая застенчивость, всякая скромность откинуты в сторону, и яркий революционизм, бесстыдное богохульство проповедуются с невообразимым цинизмом»[2].
К концу 1869 г. взгляд правительства на Нечаева резко меняется, точнее говоря, отношение к нему обостряется. Он вырастает в глазах «петербургских медведей» в могучую и грозную революционную силу. В последних числах ноября следственные власти напали на след его беспримерной «разрушительной» работы в России, выразившейся, главным образом, в создании им из ряда более или менее революционно настроенных лиц внушительной на вид организации на началах, как оказалось после ее раскрытия, строжайшей конспирации и безусловного централизма. То был «Комитет Народной Расправы», программа которого, написанная в смелом и уверенном тоне, в свою очередь, порождала в соответственных правительственных кругах тревогу.
«Мы хотим народной, мужицкой революции, — говорилось в программе. — Не щадя живота и не останавливаясь ни перед какими угрозами, трудностями и опасностями, мы должны, рядом личных действий и жертв, следующих одни за другими, по общему, строго обдуманному и сговоренному плану, должны рядом смелых и дерзких попыток ворваться в народную жизнь и, возбудив в народе веру в нас и себя, веру в его собственную мощь, расшевелить, сплотить и подвинуть его к торжественному совершению его же собственного дела... Сосредоточивая все наши силы на разрушении, мы не имеем ни сомнений, ни разочарований; мы постоянно, одинаково хладнокровно преследуем нашу единственную жизненную цель... Мы убережем его (Александра II) для казни мучительной, торжественной, пред лицом всего освобожденного черного люда, на развалинах государства... Члены III Отделения и полиции вообще, отличающиеся особенной деятельностью и способностью ищеек, должны быть казнены самым мучительным образом и в числе самых первых»