– Мы приставим свой караул к нему, чтобы он не убежал, – говорили казаки.
– Хорошо, отдавайте, – сказал Краснов.
Когда они вышли, Краснов пошел к Керенскому. Он застал его смертельно бледным в дальней комнате его квартиры, в Гатчинском дворце. Он рассказал ему, что настало время, когда надо ему уйти. Двор был полон матросов и казаков, но дворец имел и другие выходы. Он указал на то, что часовые стоят только у парадного входа.
– Как не велика вина ваша перед Россией, – сказал Краснов Керенскому, – я не считаю себя вправе судить Вас. За полчаса времени я вам ручаюсь.
Выйдя от Керенского, Краснов через надежных казаков устроил так, что караула долго не могли собрать. Когда он явился и пошел осматривать помещение, Керенского не было. Он сбежал.
Теплый майский день в Кярово. Распускается сирень, яблони в цвету. Поют птицы. Приближается лето и природа торопится показать свои пышные наряды.
Отец, Шура и я возвращаемся домой из бани ужинать. Подходим домой. Странно, у подъезда стоит тройка лошадей. На веранде сидят в пальто незнакомые люди. Что-то кольнуло в сердце.
Незнакомые люди пристально смотрят на отца, отводят его в сторону и что-то шепчут. Отец говорит громко взволнованным голосом: «Я арестован, ищите, делайте обыск. Вот ключи от моего письменного стола».
Мне разрешили сопровождать отца. Мать приготовляет необходимое в дорогу, неизвестно на сколько времени.
Едем в Гдов на станцию. Звенит колокольчик почтовой тройки. По дороге отец разговорился с сопровождающими нас людьми. Оказывается, арестовал отца уездный комиссар с черными тараканьими усами. Он бывший председатель земской управы. Оправдывается распоряжением из Петрограда за подписью министра юстиции Временного правительства.
Кучер гонит лошадей, чтобы успеть на поезд, но комиссар говорит, что он дал распоряжение на станцию задержать поезд в случае нашего запоздания.
Едва мы вошли в вагон, как поезд тронулся. Комиссар со своими людьми расположился в том же вагоне, но в соседнем купе.
Меня душат слезы и я разрыдался. Отец меня успокаивает и декларирует свое любимое стихотворение слепого поэта Козлова:
Большой Владимирской дорогой
В одежде ветхой и убогой,
С грудным младенцем на руках…
Мне особенно запомнились слова священника в этой поэме:
Неси с любовью крест тяжелый,
Не унывай, не смей роптать.
Терпи – в страданьи благодать.
Раннее утро. Пересадка в Нарве. Выходим на вокзал пить кофе. Сопровождающие держатся в стороне, но не спускают с нас глаз.
«Здравствуйте, граф. Вы тоже едете в Петроград узнать новости? Как вы думаете, изменится все к лучшему?» – спрашивает сосед, помещик фон Бок, седой, розовый, всегда веселый. У него 11 человек детей. Старший сын убит на войне. На его вопрос отец ничего не ответил и извинился тем, что мы не одни, с ним распрощались. Фон Бок удивленно посмотрел нам вслед.