На приеме в прусском посольстве ее увлекло лицо англичанина, который среди женщин считался мужчиной, которого невозможно покорить, разве что удалось бы превратиться в красивое дерево или редкий цветок, а среди мужчин его считали импотентом, чего князь-супруг не преминул ей повторить. Это было лицо интеллигентное, но имеющее в себе нечто замораживающее. Голубые глаза глядели холодно, рубя взглядом, словно сталь – такие глаза либо соблазняют и уводят за собой, либо убивают без прикосновения. Лоб прямой, нос длинный, губы решительные в очертании и мрачные, с какой-то постоянно таящейся в уголках воинственной полуусмешкой; лицо человека, ненавидящего страх и презирающего тех, которые боятся; который уважает всякого, кто глядит ему прямо в глаза, и со всей злостью пошлет всякого труса к черту; человека, который способен быть жестоким, безжалостным и не прощающим для того, чтобы скрыть врожденную нежность и великодушную лояльность в отношении всего того, что ему по сердцу. Своим женским инстинктом Наталья сумела это все считать и прочла даже то, что этот красивый мужчина, носящий в себе какое-то не зажившее страдание, может быть суровым, высокомерным или несправедливо пристрастным, когда в нем взыграют эмоции, но никогда – подлым.
Он поцеловал ей руку и вручил обещанную "Энеиду". Вдвоем они стали обходить парк. Во всей этой прогулке, которую я не хочу подробно описывать, было нечто от аркадийской пленительности пейзажей Лоррена; свет, плененный в кронах деревьев, прядет золото, которое станет основой сумерек. Солнце начинает падать все более косо на пропитанную сыростью почву, которая скользит под ногами и клеится к обуви; прохладный воздух возбуждает, словно вино, атмосфера становится сонной, а беседа касается всего, что находится за пределами мыслей.
Они и не заметили, что погода стала резко меняться. Над парой дефилировали беременные водой армии черных облаков, вооруженных саблями молний, которые неожиданно возникли в небе с оглушительным громом. Наталья прижалась к Александру в инстинкте испуга, и тут они поцеловались губами. Разлучили их дождевые струи. Оба бежали, цепляясь за кусты, которые сорвали ей бант, а ему сбили шляпу. В беседке они встали друг против друга. По их лицам стекала вода, уже склеившая страницы "Энеиды", а теперь секла все вокруг, выбивая небольшие ямки в размякшей глине дорожек.
- Я люблю тебя, - произнес Вильчиньский.
- Забавно, но… - вырвалось у Натальи, но она не закончила, что забавно, но она испытывает то же самое.
- Ну да, - согласился он, - это забавно, но лишь тогда, когда говорится ради забавы. Я говорю серьезно.