На том и решили. Марко взялся помогать Лазарю. Целую неделю с первой зарей до поздней ночи они ходили и занимались обмером, где на лыжах, где по пояс в снегу. Когда Лазарь начал распределять землю, никто не шумел, не ерепенился. О драке и в помине не было, а то, бывало, раньше при переделке земли шла усобица за лучшие участки. Мужики тогда сходились на кольях. Сейчас же слова Лазаря принимали как закон, принимали как новую власть.
Нарезали и Проне землю, учитывая и будущую невестку Улю, и престарелых, привезенных из Перми, отца с матерью. Теперь всем стало ясно, что заставило Проню перетащить стариков себе.
Пришла солнечная масленица. Длинные сосульки пудовыми свечами свисали с крыши, падали в осевший снег. Хотя белых блинов не было из чего печь, но закатухи пекли. У кого была мука – делились. Стала земля у людей, и люди подобрели. Марко и Уля не расставались. Всегда были вместе и насмотреться друг на друга не могли, как будто после долгой разлуки. Марко нежно оберегал Улю. Казалось, что и дохнуть на нее не смел, как на пламя лучины, а то загаснет. И на всех играх, гуляньях не отходили они друг от друга. И всем было ясно – расцветала любовь.
Птицей залетной пролетела масленица, и тут все встрепенулись, где же долгожданная свадьба Марко с Улей? Сначала Марко побаивался, но потом спросил у отца, который на масленицу уезжал в Пермь:
– Как же со свадьбой, тятя? Пора сватов посылать.
Проня перекосил лицо, как старый разъехавшийся хомут, так врезал по столу кулаком, что стоявшая берестяная солонка подпрыгнула и скатилась со стола, и белая узенькая, неровная полоска соли потянулась до порога. Заревел он разъяренным быком:
– Не бывать в моем доме босячке! Вот создадим свою крестьянскую партию, без комиссаров. Новая будет власть у нас. Комиссаров выдворим. В землю их по шею закопаем. Мало им земли – пусть досыта наедятся и захлебнутся.
Красный отряд остановился в деревне ненадолго. Сменяя лошадей, бойцы двинулись дальше – белые поджимали.
У Прони в тот день забрали двух ломовых лошадей с повозками, заверили, что вернут. Проня притворялся больным. Он отправил с лошадьми отца Ульяны – Данилу. Бросил мешок овса на дорогу, велел побыстрее пригнать лошадей обратно.
На другой день, как раз в троицу, в деревню вошел отряд белых, на сытых, откормленных конях, у каждой повозки пристяжные. В щеголеватом поручике, командире отряда, все узнали Евлампия – племянника Прони. Пять лет назад он гостил у него, и деревенским мужикам не полюбился высокомерный кадет.
Проня, завидев племянника, стрекачом выскочил на улицу в рубахе без пояса, суконных штанах, при картузе. Яловые сапоги его ссохлись, и Проня, не успев их натянуть, стоял на задниках, вот-вот готовый упасть. В руках у него был каравай хлеба. Евлампий наклонился, поцеловал хлеб, отломил кусок, макнул в соль, откусил немного, а остальное отдал лошади.