26 марта вербовщики появились в бараке, где были Устюжанин и Твердохлебов.
Построили в две шеренги лицом друг к другу с широким проходом посередине. Группа из пяти представителей ОА прошла вдоль шереног, приглядываясь. Федор в одном из них увидел очень похожего на Петра. Петр знал, что Федор находится в этом бараке, но проходя строй, не признал брата. После долгой беседы пояснили, что те, кто будут верой и правдой служить Германии, будут восстановлены в офицерских званиях, получат наделы земли и дома, а если не пожелают, то режим к ним будет ужесточен и они едва ли протянут тут полгода. Вышло из строя шесть человек. Петр в группе был старшим, крикнул: «Федор Устюжанин, выйти из строя». Федор сделал шаг вперед, но тут же вернулся и вытащил из строя Олега Твердохлебова. Объясняя, что это механик-водитель его танка. Петр подталкивал их к выходу. Отщепенцев загрузили в бортовые машины. Федор подумал, едва ли кто из них решил умирать за фашистов. Что толкнуло этих людей встать в чужой строй? Наверное, одно – жажда к жизни, а она пока заключалась хоть в какой-то деятельности. Часов через шесть их привезли в широкую горную долину, где в несколько рядов стояли аккуратные бараки, огорожены высоким забором, по углам сторожевые вышки. В центре огромный плац.
Построили, распределили по баракам.
Вечером Федора вызвали в комендатуру. В комнате, кроме офицера, сидящего за полированным столом, никого не было.
Офицер поднял голову, снял солнцезащитные очки. Федор увидел гладковыбритого, ухоженного офицера с топорщившимися ушами, оловянными глазами, отсвечивающими от стола. Федор удивился, в детстве Петр не был лопоух, а тут уши походили на свиные. Федор подумал: «Я не замечал, потому что Петр рос с шевелюрой рыжих волос. Патлы всегда закрывали уши».
Петр встал, тяжелой поступью подошел к Федору, слегка толкнул его в плечо, ухватился рукой выше локтя и радостно промямлил: «Ну, здравствуй, братишка, не ожидал меня тут встретить, а я вот здесь и снова при деле и не обижен. Надо никогда не выпускать свою птицу счастья, в первый же день пошел в военкомат. Призвали возраста до 50 лет, а мне 50 только стукнуло бы в декабре. Определили старшиной роты стрелкового полка. Помытарились, отступали до Можайска. Решил, что я мозоли буду натирать. Немцы в листовках обещали справную жизнь. Ну, не получилась царская, а я все равно у власти. От меня зависит судьба сотен людей, в том числе и твоя, как под Глазовым. Многие сдрейфили, оказались слабы душой, некоторые попались на удочки геббелевской пропаганды. Я знал, на что шел. Власть – это все. Она возносит человека, делает его уязвимым, сильным. Те, кто под властью – это червяки, в любой момент могут раздавить. Под Можайском с листовочкой к немцам перешел, когда убедился, что выше старшины мне не светит, да и пожить еще захотелось, а то не ровен час или под пулеметную очередь или под бомбежку попадешь и каюк».