Это в сердце было моем (Нафтульев, Левин) - страница 25

На сцене сидели пожилые люди, смерти смотревшие в лицо. Но в том, что они собрались здесь вместе, что они так говорили, я видел и заслугу следопытов. Это был их общий праздник.


8


Фильм об искусстве блокадного Ленинграда, снятый кинодокументалистами ГДР, мы смотрели одновременно с Берггольц. Перед началом демонстрации фильма я подарил ей книгу, в которой была и ее фотография 1942 года. На этом снимке Ольга Федоровна - молодая, сильно исхудавшая, но красивая женщина. Фриц Фукс говорил, что в действительности она была еще красивей. Я сомневался, все-таки голод отразился на этом лице. Мне казалось, что в словах Фрица передано его отношение к Ольге Федоровне.

И вот теперь она, сильно постаревшая, больная женщина, смотрела на давние фотографии блокадных дней - их так немного сохранилось... В. Ходоренко, Я. Бабушкин и сразу два Фукса, разделенные десятилетиями. Ольга Федоровна оживленно комментировала эти снимки своим спутникам. А когда начался фильм, я смотрел не только на экран, но, порой, и на поэта блокадного города, легенду, жившую с нами рядом. Увидев, как на экране запечатлена встреча блокадных друзей, как разговаривают Фриц Фукс и Ольга Берггольц и, главное, как смотрит на эти кадры Ольга Федоровна, я снова вспомнил давнее - "Фрицушка" и сожаления Фрица, что фотография все-таки не передает всей красоты Ольги Федоровны.

Он конечно же, прав, подумал я. Он просто знал ее тогдашнюю, не отделимую, как и он, от коллективного блокадного подвига.


9


В канун 1942 года, в тяжелое, голодное время, на радио обсуждались планы очередных передач. Необходимо было сказать слова, которые поддержали бы ленинградцев. Ведь город жил без света, тепла. В холодных квартирах люди, оторванные друг от друга, теряли силы и веру. Выступить предстояло Ольге Берггольц.

У редакции контрпропаганды задача была иной. Фашисты знали о положении в городе, они кричали, что Ленинград вымрет с голоду, что он обречен. И вот немецкая редакция решила напомнить фашистскому солдату, что он уже четыре месяца стоит у стен города, что в рождественские дни он вынужден мерзнуть в окопах далеко от родного очага. Эта передача в форме письма немецкой женщины мужу на фронт была написана... Ольгой Берггольц и Фрицем Фуксом. "Помнишь ли ты, как пахло рождественское печенье, вспоминаешь ли ты весь этот смешанный аромат хвои, пряностей и ванили..." Никто из ленинградцев, конечно, не видел в те дни печенье. Но, пересилив себя, радиожурналисты писали это письмо. И читали его, превозмогая усталость, чтобы враг не понял, как ослабели авторы этого послания. И так же, превозмогая голодное головокружение, обращалась Берггольц к своим землякам в передаче, которая шла по городской сети. "Дорогие товарищи! Послезавтра мы будем встречать Новый год. Год тысяча девятьсот сорок второй. Еще никогда не было в Ленинграде такой новогодней ночи... Да, нам сейчас трудно... Но мы верим... нет, не верим - знаем - она будет! Ведь немцев отогнали от Москвы, ведь наши войска отбили обратно Тихвин. Победа придет, мы добьемся ее, и будет вновь в Ленинграде и тепло, и светло, и даже... весело".