Позиция Макса Борна колеблется между мрачным пессимизмом отчаяния и надеждой,
свойственными тем, кто воспринимает реальность такой, какова она есть, и видит возможные перспективы — каковы бы они ни были,
— которые готовит нам будущее.
В этих очерках встревоженный читатель не найдёт лёгкого пути предотвращения угрозы, нависшей над нами с времён Хиросимы и Нагасаки.
Но Борн отличается от многих коллег-учёных глубиной философского понимания сути вещей.
Так, например, в очерке «Символ и реальность» он предупреждает нас быть осторожными в том смысле,
чтобы «научное абстрактное мышление не распространилось на другие области, в которых оно не приложимо»,
и помнить, что «человеческие ценности не могут целиком основываться на научном мышлении».
Дело в том, что, «сколь ни привлекательно для учёного было бы абстрактное мышление,
какое бы оно ему ни приносило удовлетворение, какие бы ценные результаты оно ни давало для материальных аспектов нашей цивилизации,
чрезвычайно опасно применять эти методы там, где они теряют силу,
— в религии, этике, искусстве, литературе и других гуманитарных сферах человеческой деятельности».
В чём же тогда состоит особая роль учёного?
Частичный ответ на этот вопрос дан в очерке «Благо и зло космических путешествий».
Борн заключает, что так называемые космические путешествия
(на самом деле не путешествия в бесконечное пространство Вселенной, как таковые, а лишь в лучшем случае «проникновение в планетарную систему»)
представляют собой «триумф интеллекта, но одновременно и трагическую ошибку здравого смысла».
Этот блестящий афоризм разъясняется следующим положением:
«Интеллект отличает возможное от невозможного; здравый смысл отличает целесообразное от бессмысленного.
Даже возможное может быть бессмысленным».
Нам не обязательно соглашаться с Борном о том,
что для науки нет пользы в современных исследованиях космоса или по крайней мере пользы,
соизмеримой с колоссальными затратами на эти исследования.
Но никто не станет отрицать, что он прав, заявляя, что космическая гонка ныне стала «символом соперничества между великими державами,
оружием в холодной войне, эмблемой национального тщеславия, демонстрацией силы».
Поскольку космические исследования имеют целью получение военных преимуществ, Борн считает,
что космические исследования «используются непосредственно в целях подготовки к войне и являются опасной игрой».
Этот пример показывает, как люди науки могут использовать свои знания, свой громадный авторитет и политическое влияние для того,
чтобы информировать своих коллег и постоянно тревожить совесть мира, поднимая фундаментальные этические или моральные проблемы.
В последнем очерке, «На что надеяться?», Борн прослеживает перемены,
которые произошли со времён первой мировой войны в распространении военных действий на гражданское население.
Это происходило в процессе непрерывного роста применения силы и распространения нравственного паралича
в результате политики реального и потенциального уничтожения ни в чём не повинных мужчин, женщин и детей.