Зимние семестры я регулярно проводил в Бреслау — в те времена весёлом городе, жившем бурной общественной и художественной жизнью.
Из множества знакомств той поры я хотел бы упомянуть свои дружеские отношения с Рудольфом Ладенбургом.
В течение многих лет мы не разлучались и чудесно проводили вместе каникулы в Италии и Швейцарии.
Он эмигрировал в Соединённые Штаты до прихода нацистов к власти и получил кафедру физики в Принстонском университете.
Двое из моих товарищей стали моими друзьями — Отто Тёплиц и Эрнст Геллингер.
О математике и математиках они знали гораздо больше меня.
От них я узнал, что меккой немецких математиков был Гёттинген и что там жили три пророка:
Феликс Клейн, Давид Гильберт и Герман Минковский.
И я решил совершить паломничество.
Мои друзья вскоре последовали за мной, и наша «группа из Бреслау» пополнилась четвёртым, Рихардом Курантом;
он стал позднее видной фигурой в американской математике, возглавив известную школу Нью-Йоркского университета.
В Гёттингене я посещал в основном лекции Гильберта и Минковского.
Они дружили со школьной скамьи ещё в Кёнигсберге, и оба были выдающимися людьми не только в своей области, но и во всех отношениях.
Гильберт вскоре предложил мне довольно почётную должность приват-ассистента, неоплачиваемую,
но чрезвычайно ценную тем, что она позволяла видеть и слушать его каждый день.
Часто я получал приглашения присоединиться к обоим друзьям во время их продолжительных прогулок по лесу.
Хотя я привык к свободным, оживлённым дискуссиям между друзьями моего отца — биологами,
на меня произвело глубокое впечатление мировоззрение этих двух выдающихся математиков.
Я воспринял от них не только самые новейшие математические методы своего времени, но нечто гораздо более важное:
критический подход к традиционным институтам общества и государства, который я сохранил на всю жизнь.
Вот два примера из бесчисленных историй о Гильберте, которые хорошо помнили его ученики и друзья.
Как-то на одном вечере разговор зашёл об астрологии и кое-кто из присутствующих был склонен считать, что в ней что-то есть.
Когда Гильберта попросили высказать своё мнение, он после некоторого раздумья ответил:
«Если бы вам удалось свести вместе десять мудрейших в мире людей и спросить их, что они считают в этом мире самым глупым,
то они не смогли бы отыскать ничего глупее астрологии».
В другой раз, когда обсуждался суд над Галилеем и кто-то обвинил Галилея в том, что он не мог устоять перед своими судьями,
Гильберт довольно горячо возразил: «Но он не был идиотом.
Только идиот может верить, что научная истина требует мученичества;
это, может быть, необходимо в религии, но научные результаты проверяются временем».
Такого рода уроки оказали большое влияние на мой путь в жизни и науке.