В то время математика включала в себя также и математическую физику.
Так, например, Гильберт и Минковский вели у нас семинар по электродинамике движущихся сред,
которая сегодня относится к релятивистской физике.
Это было примерно в 1905 году, когда появилась знаменитая статья Эйнштейна,
хотя имя его в Гёттингене ещё не было известно.
Мои отношения с Клейном сложились не очень удачно.
Мне не нравились его лекции, они казались чересчур совершенными.
Он заметил, что я часто отсутствовал, и выразил своё неудовольствие.
Для семинара по теории упругости, которым он руководил совместно с Карлом Рунге, профессором прикладной математики,
я был вынужден из-за болезни товарища подготовить за очень короткий срок доклад об одной задаче теории упругости,
и, поскольку у меня не было времени изучать литературу, я стал разрабатывать свои собственные идеи.
Это произвело такое впечатление на Клейна, что он предложил выставить эту задачу на ежегодный университетский конкурс
и посоветовал представить статью по этому вопросу.
Сначала я довольно глупо отказался, но, поскольку «великий Феликс» был в математике всемогущим,
мне пришлось, конечно, подчиниться: я решил задачу и получил премию.
Тем не менее я был с Клейном в натянутых отношениях в течение долгого времени.
Поэтому я не рискнул экзаменоваться у него по геометрии и избрал астрономию.
Профессором астрономии был почтенный Карл Шварцшильд, отец знаменитого Мартина Шварцшильда из Принстонского университета.
Он помог мне привести свои познания в астрономии в соответствие с последними достижениями,
и я таким образом получил докторскую степень в 1907 году.
Не совсем благополучный инцидент с Клейном в конце концов обернулся благом.
Поскольку конкурсная работа, претендующая на премию, должна была представляться анонимно, я не мог обращаться за советами к профессорам.
Так я обнаружил, что способен самостоятельно вести научную работу, и впервые почувствовал себя счастливым оттого,
что моя теория согласовалась с данными измерений — одно из самых радостных ощущений, которое я знаю.
Преподавание физики было также стимулирующим.
Теоретическую физику читал Вольдемар Фойгт.
Я посещал его лекции по оптике и прослушал его углублённый курс по экспериментальной оптике.
Это были блестящие курсы, и они послужили солидной основой моих знаний в оптике.
Много лет спустя (1922 г.), когда Альберт Майкельсон пригласил меня прочесть курс лекций по теории относительности в Чикагском университете,
всё своё свободное время я обычно проводил за спектроскопическими исследованиями, пользуясь чудесным интерферометром Майкельсона.