31 декабря он собирался провести в одиночестве. Эстер и Эрик позвонили еще днем, и последние часы 1986 года Пьер проводил, сидя перед телевизором, по которому показывали передачу о важнейших событиях, всколыхнувших Францию в эти двенадцать месяцев. В январе Тьерри Сабин и Даниэль Балавуан погибли в ралли “Париж – Дакар”; космический челнок “Челленджер” рассыпался на куски через несколько минут после запуска. В марте Жак Ширак вступил в должность премьер-министра, впервые в истории французской политики продемонстрировав договороспособность; в галерее Point Show на Елисейских Полях взорвалась бомба, убившая двух и ранившая двадцать девять человек. В апреле взорвался ядерный реактор в Чернобыле, но благодаря антициклону радиоактивное облако не затронуло территорию Франции. В июне в маленьком южном городке разбился на мотоцикле знаменитый комик Колюш. В сентябре столица погрузилась в траур: устроенные террористами взрывы прогремели в почтовом отделении городской ратуши, в здании префектуры острова Ситэ и на улице Ренн. В ноябре “Аксьон директ” совершила покушение на владельца заводов “Рено” Жоржа Бесса, в упор расстреляв его прямо перед домом. В том же месяце скончался Тьерри Ле-Люрон. Наступило 31 декабря, но французские заложники, удерживаемые в Ливане – Марсель Картон, Марсель Фонтен, Жан-Поль Кауфманн и Жан-Луи Норманден, – так и не были освобождены.
Аслан открыл бутылку брюта “Канар-Дюшен” – официального поставщика генералитета французской армии – и налил себе фужер. Протянул к телевизору и привычно произнес вслух девиз французской кавалерии, всегда шокировавший Эстер: “За наших женщин, за наших лошадей и за тех, кто на них скачет!” Он только-только успел сделать первый глоток шипучего напитка, когда на экране возник ярко освещенный ночной двор Елисейского дворца и зазвучала классическая музыка. “Поздравление президента республики Франсуа Миттерана”, – появилась надпись желтыми буквами. Надпись растаяла, и перед зрителями предстал глава государства. Он сидел у себя в кабинете на фоне позолоченной мебели Елисейского дворца. За его спиной виднелся французский флаг, на столе стояла очень красивая позолоченная чернильница. “Дорогие соотечественники! Я благодарен традиции, согласно которой уже в шестой раз могу поздравить вас с Новым годом… – Камера подъехала ближе, и лицо президента заняло почти весь экран. – И от вашего имени выразить дружескую поддержку всем, кому сейчас тяжело: бедным, безработным, одиноким или тем, кто с тревогой в сердце ждет возвращения дорогих и близких. Пожелания, с которыми я обращаюсь к вам, не меняются год от года, – произнес он с лукавой улыбкой и продолжил: – Я желаю, чтобы Франция умела объединяться, когда это потребуется, чтобы она умела жить и хранить демократию, чтобы она умела с достоинством встречать вызовы современного мира. События 1986 года показали, что мы должны бесстрашно и единым фронтом выступить против терроризма, что мы должны мобилизовать все свои силы для борьбы с безработицей; они показали, что мы…” Голос президента продолжал звучать, но Пьер его не слышал. Застыв на диване, он медленно обшаривал взглядом комнату. Ваниль, керакак и… жасмин. Пьер запрокинул голову и закрыл глаза. Опопанакс… И… немного кожи. В комнате витал незнакомый легкий запах, совершенно новая смесь ароматов. Какая-то очень тонкая комбинация ингредиентов, не имеющая отношения к тому, чем обычно пахнет в квартире. И все эти ингредиенты были объединены внутренней гармонией, которая становилась все очевиднее с каждой секундой. Пьер открыл глаза. Запах ему не почудился. Он исходил от чего-то, что было здесь, в этой комнате. Он повернул голову к батарее. На горячем радиаторе высыхала шляпа. Запах исходил от нее.