Интеллектуальная атмосфера эпохи благоприятствовала фундаментальным изменениям, и само книгоиздание старалось отвечать на новые потребности. Благодаря достижениям мыслителей-рационалистов в области просвещения умножилось число грамотных людей; периодические издания, альманахи и газеты проникли в классы, до той поры совершенно незнакомые с литературой. Промышленная революция создала новую публику, более богатую, которая во втором поколении стремилась заполнить пробелы в своем интеллектуальном и литературном образовании. Американская и Французская революции расшевелили интерес к спорным вопросам политики, экономики и общества. Локк, Юм, французские энциклопедисты и Кант научили публику рассуждать, задаваться вопросами и обсуждать проблемы и институты, которые прежде считались само собой разумеющимися. Прилив либерализма и демократии заставил власти оправдывать собственную политику и поступки или по крайней мере начал подвигать их к этому; критика требовала опровержения. Короче говоря, время бросило вызов общественному мнению, и, когда писатели по обе стороны баррикад приняли его, печатникам пришлось удовлетворить неслыханный дотоле спрос на гласность.
Прошло 350 лет после изобретения Гутенберга, прежде чем в технике печати произошли какие-то изменения. Между скромным станком, на котором Гутенберг отпечатал свою 42-строчную Библию, и станками, для размещения которых Джон Ванбру спроектировал просторный Кларендон-Билдинг в 1713 году, не было принципиальной разницы. Теперь же в течение одного поколения печатная отрасль претерпела полнейшую перемену. Все эти изобретения привели к тому, что выход продукции с каждого станка и с каждого человеко-часа увеличился в такой степени, какая не могла и присниться первым печатникам, и в то же время они настолько уменьшили стоимость производства и цену окончательного продукта, что это превзошло все самые сумасбродные ожидания первых издателей и книголюбов. Почти все эти изобретения предлагались и появлялись уже когда-то раньше; но инертность и прямое сопротивление переменам мешали их внедрить. Уже в 1772 году базельские печатники заставили городские власти запретить усовершенствованный ручной станок, так как его изобрел не профессиональный печатник. Один печатник из Йены в 1721 году выразил общее мнение своих коллег, когда злопыхательствовал по поводу «чертова негодяя», который пытался нарушить «прекрасно устроенный покой» печатников, предлагая всяческие новшества.
Почитателю доктора Фелла и ван Дейка потомки обязаны самой исчерпывающей книгой о мастерстве вырезания шрифтов, литья литер и набора, прежде чем были изобретены механические прессы и наборные машины, – Джозефу Моксону (1627—1700), уроженцу Йоркшира. По профессии он был гидрографом и в 1660 году был назначен королевским гидрографом; однако в сферу его интересов входили всевозможные прикладные науки, а также математика, география, астрономия и архитектура (одна из его книг была посвящена сэру Кристоферу Рену), а также каллиграфия и типографика. С 1667 по 1679 год он опубликовал 38 руководств по профессиональному обучению мастеров в области обработки металлов и дерева. Двадцать четыре из этих трактатов впоследствии были опубликованы им в виде книги, озаглавленной Mechanick Exercises, or the Doctrine of Handy Works, «Механические упражнения, или Доктрина ручных работ» (1683). Она задумывалась как учебник для всех, кто занимается производством книг, которое к тому времени, как говорит Моксон, «по необходимости разделилось на несколько профессий: мастера-печатника, резчика литер, литейщика литер, обработчика литер, наборщика, корректора, тискальщика, изготовителя печатных красок, а также некоторые другие профессии, к которым они прибегают за помощью, как, например, кузнеца, столяра и т. д.». Книга оставалась незаменимым кладезем информации обо всех аспектах технологий книгопечатания в период от Гутенберга до Кёнига.